Мы сегодня отдаем себе отчет в том, что психоанализ является не только научной теорией. Это - философия, терапевтическая практика. Фрейдовская философия связана с исцелением души. Она не сводится к экспериментальному научному знанию.

Фромм рассуждает о научном методе, но психоанализ, как известно, сближается с этически ориентированными концепциями и школами Востока и Запада:

буддизмом и даосизмом, пифагорейством и францисканством.

А. М. Руткевич отмечает: "Сегодня психоанализ представляет собой некий суррогат религии для утративших веру и выбитых из традиционной культуры европейцев и американцев. Вместе с экзотическими восточными учениями, оккультизмом, биоэнергетикой и другими "плодами просвещения" психоанализ занимает в душе западного человека место, освобожденное христианством"*.

Итак, мы видим, с одной стороны, попытку Фромма представить метод Фрейда как сугубо научный, т. е. соотнесенный с разумом, сознанием, логикой, с другой стороны, - фрейдизм как современную мифологию. Но ведь и сам Фрейд называл свою мета-психологию мифом. К. Поппер и Л. Витгенштейн, сопоставляя психоанализ с требованиями научной рациональности, тоже оценили теорию Фрейда как миф.

При этом аргументация сводилась к следующим тезисам. Положения и выводы психоанализа неверифицируемы, непроверяемы ни посредством фактов, ни посредством рациональных процедур. Их следует просто принять на веру. Тем более что основное назначение психоанализа - психотерапия, как и у идеологии или религии.

В письме к А. Эйнштейну в 1932 г. Фрейд писал: "Может быть, Вам покажется, что наши теории являются своего рода мифологией, а в данном случае к тому же и нестройной. Но разве не каждая наука приходит в конце концов к такого рода мифологии? Разве нельзя то же самое сегодня сказать о Вашей физике?"*.

Действительно, многие современные исследователи в наши дни полагают, что наука вообще не добывает истину...

С точки зрения современной теории, психоанализ невозможно обвинить в том, что он якобы недостаточно научен, ибо различные образы мира также обусловлены и социально-психологическими, и культурологическими, и познавательными факторами.

Но психоанализ обвиняют также в том, что он не до конца мифологичен. Врач имеет дело с одним пациентом, вторгается в его сугубо внутренний мир.

Психоаналитик не обращается к традиции; он расщепляет душевный мир на феномены, но при этом не обеспечивает настоящего синтеза души. Психоанализ, стремясь дать психологическое объяснение, например религии, в конечном счете устраняет высшие ориентиры, без которых нельзя до конца понять феномен личности. Французский эзотерик Р.

Генон усматривает поэтому в психоанализе "сатанинский искус".

Итак, статус научности, который пытается отстоять Фромм по отношению к концепции Фрейда, оказывается зыбким. Для многих фрейдизм ненаучен. Однако сегодня психоанализ равно обвиняют не только в недонаучности, но и недомифологичности, а так же... в научности и мифологичности. Эта теория ориентирована на познание истины и на толкование смысла. Стратегия научного разума осознается в нем как экспериментальный метод**. Это одна сторона фроммовского анализа наследия Фрейда. Но на этом Фромм не останавливается.

М., 1994.] Фромм упрекает Фрейда в том, что тот испытывал глубокое влияние буржуазного сознания. Основатель психоанализа воспроизводил-де определенные схемы мышления, которые диктовались капиталистическим образом жизни. А разве нельзя в этом упрекнуть самого Фромма? Да, он проницательный социальный критик капитализма, приверженец гуманистического социализма. Этим объясняется его огромный интерес к Марксу и высокая оценка Марксовой экспертизы капиталистического общества.

Как и Маркс, Фромм предлагает концепцию "здорового общества". Однако что она представляет собой, если в нее вглядеться? Это социализм с "человеческим лицом".

"Выпрямление" человеческой сущности, снятие деструктивных последствий капитализма, преодоление отчуждения, отказ от обожествления экономики и государства, - вот узловые тезисы фроммовской программы. Она не только утопична, как и марксистская, но и предельно далека от современной реальности.

Время оказалось безжалостным к этой утопической грезе. Можно, конечно, упрекнуть Фрейда во временной ограниченности, но нельзя его обвинить в том, что он эту ограниченность попытался навязать миру как глобальный утопический проект.

Позиции Фромма в этом вопросе куда как уязвимее.

Наконец, Фромм упрекает Фрейда в том, что тот следовал буржуазным авторитарно-патриархальным установкам. Фрейд-де по аналогии с тем, как в обществе большинство контролируется правящим меньшинством, душу ставил под авторитарный контроль Эго и Супер-Эго. Однако, по мнению Фромма, только авторитарной системе, высшей целью которой является сохранение существующего положения вещей, необходимы такая цензура и постоянная репрессивная угроза.