Она вдруг спохватилась, заметив пакет с лекарствами, позабытый у двери, протянула его пенсионеру:

– Вот, вам тут пакет от мам и две газеты. Правда, газеты ни про что, так, реклама всякая.

– А ты никогда не читаешь «рекламу всякую»?

Василий Петрович как ни в чем не бывало прохлюпал в кухню, бросил мокрый зонт на подоконник, пакет – на стол и поставил чайник на плиту. Маричка выглянула из прихожей, но старик не обернулся, его широкая спина занимала почти всю кухоньку, и Петровский никак бы не заметил чернильной лужи из теней, которые просачивались из комнаты и подползали к Маричкиным кедам. За окном ярко сияло солнце, ни единого цветочного горшка не затеняло подоконника, но тени упрямо проливались через порог, уже вот-вот уцепятся и…

– Нет-нет, спасибо! Чаю я не буду, я… мне… контрольная! Геометрия завтра, контрольная. Ругаться будут. Я пойду! – Маричка заканчивала фразу, уже неловко выкручивая замки входной двери.

– Да что ты так торопишься, милая, никуда твои книжки не убегут. Посиди немного.

– Нет! Я не могу. Завтра контрольная, я пойду, – прокричала Маричка с лестничной клетки; до дома каких-то четыре пролета. – Я попозже к вам загляну. Завтра. Завтра будут еще газеты!

Оказавшись на своем этаже, дрожащая Маричка открыла дверь, захлопнула ее и только потом выдохнула. Чего это она так испугалась, не погонится же он за ней с чайником наперевес в самом-то деле, а в чайнике – тени!.. Черт! А телефон?! Телефон остался у него! Маричка со стоном сползла на пол.

Дед Василь выглянул в коридор и слушал шуршание кед, пока внизу не хлопнула дверь. А что, если показалось и девочка вовсе не подходит? Да когда ему такое мерещилось в последний раз?! Да вот, пару лет тому он расстался с одной такой иллюзией… Тогда ничего не вышло, все пошло прахом, в чем только душа удержалась… Василь прогнал докучливую мысль и вернулся в комнату. На кресле, покрытом старой скатертью, лежал забытый телефон. Без тени сомнения старик поднял его, ловко разблокировал и с любопытством отправился в «Фоточки».

С фотографий на деда смотрела хохочущая среди подруг Маричка. Девчонка как девчонка: тринадцать лет, светлые волосы в вечном высоком хвосте, яркие футболки и модные джинсики в обтяжку. Вот она на качелях, делает вид, что задумчиво-грациозна, на самом деле рассматривает приставший к подошве опавший лист; вот задувает свечи на торте, вокруг родственники с глупыми лицами, а на Маричке – яркие африканские браслеты; вот несколько книжных страниц, судя по всему, учебник по той самой геометрии (дед Василь ухмыльнулся); десяток фотографий витрин: должно быть, что-то приглянулось и захотелось поклянчить у родителей…

Василий Петрович еще раз внимательно пролистал альбом, прищурился, отобрал одну из фотографий, ту самую, на качелях, порылся в кармане халата и выудил лупу, порылся еще – вытянул небольшое голубиное перо и поводил им по экрану, навел лупу и впился взглядом: изображение подрагивало оранжевым, все оттенки красного потихоньку сливались в одно бесформенное пятно за спиной у Марички. Дед Василь еще поводил пером, пожевал губу и уставился на фото. Алое пятно меняло цвет, но все яснее преобразовывалось в человеческую фигуру. За левым плечом Марички стоял некто высокий, темный, пугающий и внимательно следил за раскачивающимся девичьим хвостом. Он уже протянул руку, чтобы прикоснуться к девочке, но, видимо, вспышка остановила его… Дед Василь закрыл глаза и увидел как наяву: Маричка соскакивает с качелей и мчится к Светке с криком: «Дай посмотреть, что там вышло!», а тень, так и не обретшая финальную форму, медленно рассеивалась, как воспоминание. Вот только чье?..

Старик потер узловатыми пальцами губы, пригладил ладонью бороду, опустил в карман халата лупу и перо, бережно положил телефон на стол. В дверь позвонили.

– Я, кажется, забыла у вас свой телефон… Телефон… Чтобы звонить.

– Входи, Маричка, входи. Будто и не уходила, да? Вот он, тут, на столе.

Маричка вгляделась в глубину комнаты и покосилась на Василия Петровича: как-то странно он выглядел, рассеянный какой-то, а в комнате темно, хотя день на дворе. Раньше она непроглядных теней в этой квартире не замечала… Как будто окно заляпали грязью. Это на седьмом-то этаже?! Маричка опасливо переступила порог комнаты, внимательно глядя под ноги. Тьфу, что это опять такое накатило? Ерундень! Нужно забрать телефон и идти домой. Она сморгнула и вошла уже в привычно светлый зал. Может, это в глазах у нее темнеет? Мам говорит, подростковое.

– Так я возьму, да? – Она уже подняла телефон, но задержалась, глядя на старика. – А с вами точно все хорошо? Хотите, я позвоню мам, она подскажет, какую таблеточку выпить?

– Нет, милая, что ты. Тебе еще геометрию учить. Может быть, завтра зайдешь ко мне, после контрольной? Я хочу кое-что показать тебе. – Василий Петрович, уже переобутый в драные тапочки, тоже прошлепал в комнату и потянулся к верхней полке шкафа. Выудив один из альбомов в толстом кожаном переплете, он пролистал его.

Маричку загипнотизировало медленное движение страниц, словно там не обычные старые фотографии, а какая-то тайна, рвущаяся на волю, тяжелая и сладкая.

– Вообще-то… – Маричка помедлила и огляделась: и чего она так испугалась в этой квартире? Точно, подростковое. – У меня нет никакой контрольной, я просто… просто я хотела пойти домой.

– Тогда, может быть, ты сейчас пойдешь домой, если тебе так хочется, – дед Василь уловил перемену в настроении и теперь едва заметно улыбался, – а когда захочешь посмотреть, то заглянешь?