Особенно таких.

Успела взглянуть на того, который с котомкой. Деньги пересчитывает, на меня не смотрит. Считай, не сбейся!

Ишь, подстилка, улыбается...

Улыбаюсь!

Грань!

Боялась не первого, не второго даже — третьего. Второго, конечно, тоже. Вдруг сообразит, вдруг в сторону отскочит?

Не сообразил. И отскочить не успел.

Заколку (специально выбирала еще год назад — чтоб по руке!) забирать не стала, там и оставила — в причинном месте этого второго. Пусть сам и вынимает, и так на рыжебородого лишний миг потратила. Очень уж хотелось еще разок уколоть — побаловать. И его, и себя.

Третий сплоховал — монеты в кошель складывать принялся, совсем одурел, видать. Бережливый попался, хозяйственный! За кинжал схватился, когда я уже дубину к его голове подносила. Еще подумалось, что глупо будет, если от первого удара разлетится. Не голова, понятно, — дубина.

Казалось, что убивать труднее. Не очень трудно, как вьяснилось. Только с рыжим повозиться пришлось — все умирать не хотел, хрипел, кровью плевался. Дубину о череп размочалила, пришлось у его дружка кинжал позаимствовать.

Хорошо, что тунику с гиматием заранее сняла. Кровь отстирывать не пришлось. И так вся — по уши.

Так кто кого огулял, ублюдки?

Почему мне кажется, что история моя началась именно тогда? Именно тогда, именно так? «Началась — для тебя», — уточнил бы Учитель. Да, для меня — но именно так. Не месяцем раньше в Аквилее, не несколькими часами позже в старом храмике на опушке? Может, потому, что именно тогда, на окровавленной поляне, я принесла первую жертву Ему? Настоящую? Позже, у алтаря, когда я полоснула кинжалом-трофеем по запястью, капли крови показались чем-то смешным, несерьезным.

«Мистика-рустика», — говорит в таких случаях Учитель. И смеется.

— Чего тебе нужно, обезьянка?

Кажется, удивился, изумился даже. Настолько, что на миг забылось, и где я, и что делаю, и почему кровь на алтаре — зеленая кровь. И почему ее, кровь, вообще вижу? Ночь, вокруг тьма хоть глаз выколи, плошку глиняную я сразу потушила, как и положено. Но вместо тьмы — огонь, неяркий, светло-зеленый, словно молодая трава. Словно моя кровь на старом алтаре.

— Я... Я не обезьянка! Я... Заклинаю Тебя Именем Твоим, которое есть...

Пропала! Камень под ногами разверзнется — или сама в камень превращусь, словно Ниоба-гречанка. Стоит мне хоть на букву в Имени, «которое есть», ошибиться, ничто не спасет. И так сглупила, спорить принялась вместо того, чтобы сразу...

— Не совсем точно, — покачал Он головой, дослушав «которое есть». — Там фрикативный звук, как раз в серединке. Надо же, такая древность — и помнят!

Не разверзся камень под ногами. Значит, права была бабушка, Элизиум тени ее!

— Этим Именем я... вы... вызвала Тебя!..

— Меня?! Вызвала? Ты?!

Вот тут-то Он и рассмеялся — впервые. Рассмеялся, руку мне на плечо положил.

— Мистика-рустика!..

Затем смеяться бросил, поглядел в глаза.

Лишь недавно подумала, какой в тот миг Он меня увидел? Семнадцатилетняя девчонка — босая, в гиматии мятом, с пятном под глазом (сильно ударил мерзавец рыжий, не пожалел!). Да еще кровь на руках и на шее — мылась, не отмылась. А уж что в глазах было, о чем думалось тогда, и вспоминать не хочется.

Сама бы я от себя, наверное, за тысячу миль бежала. А еще вернее — прирезала. Спокойнее будет!

— Понимаешь, обезьянка... Никто — никто из людей и «местных» вызвать Меня не может. Даже позвать не может. Ты просто... Как бы пояснить, чтоб поняла... Ты поверила своей бабке, заучила непонятное слово, провела этот смешной обряд — и... Скажем, зажгла маяк. На море бывала, бесхвостая?

Про бабушку я Ему ничего не рассказывала, не успела. Тогда даже не удивилась, не до того было, а после все выспрашивала, как можно мысли читать научиться. Он головой качал, улыбался: «Мысли? Это у обезьян-то?»

Но кое-чему научил.

— Попасть к вам просто, но точное место угадать трудно. Представь, ты летишь в космосе, вокруг — миллиарды звезд, а тебе нужно только к одной.

Лечу... Где лечу? — не выдержала я.

Вздохнул, поглядел странно.

...Потемнело. Кровь на алтаре уже не зеленая — обычная.

— Хорошо, ты плывешь по морю, вокруг туман...

— Про маяк — ясно, — вновь не сдержалась я, даже позабыв, где я и с Кем. — Бабушка рассказывала. Такие храмы — их чаще всего Неизвестному Богу посвящают — во многих землях есть. А для того и святилища строят, чтобы через них боги в мир приходили. Потому и огонь поддерживают, и жертвы приносят. А Неизвестным Тебя назвали, потому как Имя...