Голос окреп, словно лишился возраста, словно оделся камнем.

— Потом... Потом собралась толпа, наместнику стали угрожать, за меня заступилась даже его жена. И... И он приказал снять меня с креста. И вот тогда... Я не захотел, не захотел снова жить, снова страдать, идти от города к городу, убеждать тех, кого убедить невозможно, обрекать на смерть немногих, поверивших мне. И я попросил Его, Того, Кому служил и служу, о смерти. Сняли... С креста сняли уже мертвеца.

— Поэтому ты все время возвращаешься в мир? — поняла я. — Нарушаешь Закон, чтобы доказать и себе, и другим...

— Хэмфри это тоже знает, — согласилась тьма. — Но... Но я все равно не сдамся, не покорюсь Ему. Будь что будет!

— Будь что будет, — не думая, повторила я и тут же очнулась, уже окончательно. — Док! Да где же мы находимся? Как мы все тут оказались? И... какой сейчас год?

— Просыпайся, госпожа Папия! Пора. Заспалась ты, не ровен час гостинщик чего подумает.

Голос Аякса — обычный, только слегка озабоченный. Верно, пора вставать, в «Красном слоне» привыкли, что служанка сиятельной Фабии Фистулы выбегает во двор с петухами.

— Сейчас. Аякс, там, в кармане пальто, пачка сигарет. Кинь одну!

— Сига... Что кинуть?!

Про сигареты я забыла в следующий миг — как и обо всем остальном. Не навсегда — и даже не очень надолго. Но в то утро забыла. Может, и к лучшему.

— Докладываю. Что такое «синекдоха», известно. Синекдоха — кличка. Наш лагерный пес. Да! Умствовать же вредно. Греческий язык учить вредно. Доказано. Опытом. Да!

Коснулись пальцы дверной ручки. Отдернулись. Мыслишка первая: надо же! И вторая: чего делать-то? Да!

А всего-навсего в бани сходила. Именно сходила, потому как обычно я туда забегаю. Хвала Венере Очистительнице, бань в славной Капуе никак не меньше, чем таберен, — в каждом квартале по две. И на Острове Батиата имеются, и по соседству. Четверть асса всего — и гуляй между кальдарием и фригидарием. Но тут случай особый.

— Без науки, без искусств люди — ничуть не лучше диких зверей, декурион. Те тоже... Умеют сражаться.

— Ошибка! Возможности зверей ограничены. Да! Отсутствием боевого и защитного вооружения. Человек — вооруженный зверь. Да. Потому он уже не зверь. Да! Птицы поют песни, но людьми не являются. Нет! Вот!

Вот! Сходила, называется, в бани (Бани Префекта — лучшие в городе). Сходила, вбежала на второй этаж ставшего уже почти родным «Слона», а за дверью...

Что в моей комнате Гай Фламиний делает, понятно. Сама его побыть там попросила, на случай всякий. И вот он случай — зашел.

— Вооруженный зверь... Значит, мы все — только вооруженные звери, Феликс?

— Вооруженные? Нет! Много штатских. Носят тоги. Мешают. Да. Слабость общества. Очевидная. От нее все трудности. Да!

Голоса громкие, через дверь слышно. О чем спорят, не особо понятно, но... Кажется, сейчас подерутся. Самое Ремя вмешаться, но что я конному декуриону скажу? Наверняка завернул не ко мне — к сиятельной Фабии Фистулу. Представиться. Да!

Но и ко мне тоже, конечно. А приятно!

— Вот из-за вооруженных зверей наш Рим и погибнет.

Ошибка! Да! Рим погибнет из-за болтунов в тогах, знающих греческий язык...

Пора! А то и в самом деле до кулаков дойдет.

— Всем радоваться!

Фреска — как в храме Юпитера Капитолийского. Два благородных мужа сошлись в поединке, вот-вот сверкнет гладис, взметнется копейное жало... Справа — мой Гай тога едва на плече держится, волосы отчего-то торчком, рука восковые таблички сжимает. Слева — конный декурион. Тут и с тогой порядок (все та же, но уже без пятна) и с прической, зато в глазах такое, словно перед ним — сам Митридат. Посередине (вместо алтаря, что на фреске храмовой) — столик с блюдами и кубками. Кубки пусты, в одном из блюд — знакомые винные ягоды, рядом козий сыр, большими кусками нарезанный.

— Папия, здравствуй! Мы...

— Вижу.

Присела на табурет, вздохнула. Еще и с этими разбираться! Будто дел мало, будто я все утро делами этими не занималась. Чего я в Бани Префектовы пошла? Не потому же, что там колонны мраморные и мозаики камня цветного. На Юлию Либертину поглядеть пошла, мне же к ней в гости скоро. А где человека нужного рассмотреть со стороны можно, как не в банях? Потому и утром пошла. Простой народец в бани ближе к ночи норовит, после работы, а вот благородные...