– Госпожа Кнорринг, вы – большая специалистка, хотя таких вещей я особенно не боюсь, нет во мне страха, но вы, госпожа Кнорринг, большая специалистка.

– Апропо, госпожа Моосгабр, – с улыбкой кивнула госпожа Кнорринг за письменным столом, – а теперь скажите, что вы думаете о деле Линпеков. Что вы думаете об этом в целом?

– В целом я думаю, – покивала головой госпожа Моосгабр, – раз ничего определенного о посылках сказать нельзя, пусть пока все остается по-прежнему. Но госпожа Линпек обязательно должна получать али…

– Бон, – кивнула госпожа Кнорринг, – бон. Если, конечно, госпожа Моосгабр еще похлопочет, бон.

– О небо, – воскликнула госпожа Линпек на стуле у стены, и щеки и глаза у нее разгорелись, и голос повысился; в своем черном платье со шляпой на коленях, она теперь выглядела, как веселая вдова, – о небо! Госпожа Кнорринг, у меня нет слов, как вас и госпожу Моосгабр благодарить. Пожалуй, словами поэта Виргилия Цикла, чей памятник стоит в парке: «Уже неземная моя благодарность, коли на небо сейчас вознесусь я». Стань на колени, – госпожа Линпек повернулась к мальчику, – стань на колени сию же минуту, вот тут, перед столом мадам, и поблагодари ее за доброту и заботу. Стань на колени и благодари.

Блондинчик в зеленом свитерке кивнул и подошел к столу госпожи Кнорринг. При этом он еще раз посмотрел на скамью, где сидела госпожа Моосгабр, и улыбнулся. Потом опустился на колени перед столом госпожи Кнорринг и сказал:

– Благодарю вас, госпожа, за вашу доброту и заботу.

– Теперь встань, – сказала госпожа Кнорринг, – поблагодари также госпожу Моосгабр на скамье за то, что она все так хорошо проверила и установила.

Блондинчик в зеленом свитерке встал, подошел к скамье госпожи Моосгабр и снова опустился на колени:

– Благодарю вас, госпожа за то, что вы все так хорошо проверили и установили.

– Теперь поднимись, – кивнула госпожа Моосгабр, – и подойди к матери.

– Вы, госпожа Линпек, угрожали, что купите гроб с венком и броситесь под поезд, – сказала госпожа Кнорринг госпоже Линпек, которая все еще продолжала сиять, – если бы вот так каждый бросался под поезд и покупал гроб, кто бы вообще жил на свете? Господин Куглер отстаивает мнение, – госпожа Кнорринг поглядела на господина Смирша, – что Плутон – бывшая луна Нептуна. Но Плутон подобен планетам земного типа, сверх того, он во много раз меньше, чем Уран и Нептун, и господин Куглер, скорее всего, ошибается. Об этом уже все говорят во всеуслышание. Я, – госпожа Кнорринг посмотрела на господина Смирша, – я это выяснила. Однако вы, госпожа Линпек, – госпожа Кнорринг повернулась к стулу у стены, – вы имеете киоск и торгуете в метро под вокзалом на станции «Кладбище». А пока у вас есть киоск и вы торгуете, пока у вас есть сын и муж, с которым вы развелись, пока вы должны зарабатывать себе на хлеб, покоя вам не будет. Господин Ротт был прав, вы поймите, наконец, какое нынче время. Чем дальше… – госпожа Кнорринг снова поглядела на господина Смирша, – чем дальше, тем все становится хуже, кто знает, что нас ждет впереди. У меня всякие странные предчувствия. Да, они у меня постоянно. Такое расследование не должно портить настроение людям, они и так обо всем давно знают. Мы здесь, в Охране матери и ребенка… – госпожа Кнорринг посмотрела в ноты, которые лежали перед ней, – мы здесь прилагаем все силы, чтобы спасти молодежь и воздать матерям по заслугам. Но смотри… – госпожа Кнорринг повернулась теперь к блондинчику в зеленом свитерке, стоявшему у стула матери, – если мы узнаем, что ты замешан в этой истории с посылками, то держись. И если будешь озорничать в школе, тоже пощады не жди. Так и знай, оставляем тебя у матери только на пробу. Госпожа Моосгабр, скажите свое слово по этому поводу.

– Если будешь озорничать, – кивнула госпожа Моосгабр, – то теперь знаешь, что тебя ждет. Спецшкола и исправительный дом. И вырастет из тебя чернорабочий, поденщик. И мать замучишь вконец. Подумай, она уже сейчас хотела купить гроб с венком и броситься под поезд. А у нее такой прекрасный киоск, другой на твоем месте был бы счастлив. А ты можешь быть вдвойне счастлив еще и оттого, что сам уже продаешь с тележки, такое счастье перепадает не каждому в твоем возрасте. Так помни это и не озорничай, не то мать действительно загонишь под поезд. Правда, мадам, – госпожа Моосгабр повернулась к госпоже Линпек, которая продолжала кивать и любезно улыбаться, – правда, ведь если он будет озорничать, то вас вконец изведет. И вы под поезд броситесь.

– Брошусь, – любезно улыбнулась госпожа Линпек, и ее лицо и глаза засветились, – брошусь, и кончен бал. И не будет у него ни зимнего пальто, ни лыж, не будет даже алиментов. Вот ты и запомни, что тебе здесь мадам и госпожа Моосгабр говорят.

– Выучить это исключительно трудно, – сказала госпожа Кнорринг, глядя на стол, где лежали ноты, – все надо выучить наизусть. Впрочем, это естественно. Партия сопрано здесь еще сложнее, чем партия теноров, а из инструментов – сложнее всего валторны. Вы уже репетировали, – госпожа Кнорринг посмотрела на господина Смирша за машинкой и на господина Ландла у оконных решеток, – вы уже репетировали «Dies irae, dies ilia»?

– Вчера, – кивнул господин Смирш, – мсье Скароне возражал против фортиссимо. Оно не показалось ему достаточно сильным.

– Хотя горло у нас аж лопалось от натуги, – сказал господин Ландл.

– Одним словом, это «Реквием», – сказал господин Смирш госпоже Линпек, которая слушала на стуле у стены с большим интересом, – репетирует его пятьсот певцов и тысяча музыкантов. Самый большой «Реквием», который когда-либо у нас исполнялся.

– Но когда будет премьера, пока неизвестно, – добавил господин Ландл.

– Об этом писали в газете, – сказала госпожа Кнорринг, высоко подняв голову, – в дневном выпуске «Расцвета», более недели назад… и пока это все. Так, госпожа Линпек, – кивнула госпожа Кнорринг, – вы можете идти. Алименты придут к вам по почте. А ты веди себя хорошо… – Госпожа Кнорринг подняла палец.

Рассыпаясь в благодарностях, сияя лицом и глазами, госпожа Линпек попрощалась и направилась с мальчиком-блондинчиком в зеленом свитерке к двери. Держа черную шляпу на холеном пальце, она выходила из канцелярии с непокрытой головой, в пышной завивке с темной заколкой. В дверях она еще раз остановилась и сердечно пригласила госпожу Кнорринг, госпожу Моосгабр и обоих мужчин посетить ее киоск в метро на станции «Центральное кладбище».