– Вон. Принимай невесту, – буркнул мне мрачный Сема.

Я посмотрел туда, куда он мотнул головой. Там из прибрежного речного песка (мы разбили палатки у реки) кто-то вылепил мне женщину. Она лежала на боку топлес и, судя по тому, что ее ноги были недолеплены и представляли собой все тот же бесформенный массив песка, косила под русалку.

– Это твой сердобольный друг Леша постарался, – объяснил Сема.

На этих словах мой сердобольный друг Леша, и правда, сердобольно улыбнулся, взглянув на меня, как на смертельно больного.

Во время своих археологических экспедиций Леша проводил много времени в земле и навострился обращаться с сыпучими субстанциями: за вычетом ног изваяние было очень даже ничего себе.

– Кстати, она согласна, – не унимался Сема.

– Какой же ты придурок! – неожиданно крикнула ему в ухо жена и метнулась обратно в палатку.

– Они еще вчера поссорились, – прокомментировал Леша, также сердобольно посмотрев на этот раз на Сему, – когда ты уже спал.

– Поссорились… – задумчиво, нараспев повторил Сема и добавил, обращаясь к Леше, уже громко, явно с расчетом на то, чтобы его услышали в палатке:

– Слушай, Микеланджело, а сделай-ка ты еще одну такую же, для меня!

Как-то раз мы с Семой одновременно оказались в Лос-Анджелесе. Оба приехали каждый по своим по делам, не вместе. Есть в этом все-таки высшая справедливость, когда двое выпускников московских подворотен встречаются в Калифорнии, на Голливудском бульваре. Мы и в Москве-то редко сталкиваемся нос к носу на улице, хотя живем по соседству, а тут, поди ж ты, Лос-Анджелес.

Закончив в тот день дела, Сема отправился гулять по городу со своими коллегами по работе. Друг попросил меня провести им импровизированную экскурсию, благо для меня это был уже не первый визит в город ангелов.

Мы праздно шатались, я что-то шелестел, все были вроде бы довольны. В конце концов, Лос-Анджелес это вам не Рим, с достопримечательностями тут туговато. В какой-то момент я вспомнил один интересный факт и поспешил поделиться им с окружающими.

– А вот здесь, ровно на этом месте, попала в аварию знаменитая американская порнозвезда Дженна Джемесон.

Семины коллеги были, как и он, банкиры, все в костюмах, а один даже в запонках. Как минимум двое после моего объявления компульсивно поправили галстуки, а один – запонки. Мне показалось, что даже по меркам чисто мужской компании это было слишком.

– А я думал, Джемесон – это такой виски, – попытался спасти ситуацию тот, что в запонках.

Банкиры пошли дальше, обходя указанное мной место, как чумное. Сема задержался. Он почесал затылок, вопросительно посмотрел куда-то в небеса и сказал так, что услышал только я:

– Да, дружище, пора тебя женить.

Как-то раз я отдыхал за границей на море.

В один из вечеров я вышел из отеля прогуляться по берегу. Там не было ни души. Кругом стояла такая непроглядная темень, будто кто-то в одночасье обесточил весь мир. Это вообще свойство южного мрака: он настолько густой, что его можно наливать в чернильницу.

Я ушел от отеля вдоль прибоя довольно далеко.

Окрестный пейзаж с его волнами, высоким небом, звездами, обморочными пальмами был настолько сбалансирован и самодостаточен, что практически отменял мое существование. Это странное ощущение превосходило одиночество по силе: скорее оно напоминало дематериализацию, растворение в воздухе.

Чтобы проступить на сохнущей на ветру фотографии, я неожиданно для себя громко крикнул:

– Привет!

Волны продолжали бурчать что-то себе под нос. И вдруг из темноты мне в ответ прилетело:

– Привет!

Приветствие из ниоткуда прозвучало почти реально, я даже вздрогнул. Кажется, это был женский голос. Видно, ветер заговаривается, предположил я. Но на всякий случай решил перепроверить и снова закричал, наугад, как запускают по водной глади камушек:

– Привет!

– Привет! – снова ответило море женским голосом.

От неожиданности я сделал шаг назад. На ужин меня угощали какими-то подозрительными печеньями. Я начал вспоминать все, что известно о русалках и сладкоголосых сиренах.