Патрульные все так же дежурили, но сержанта, посоветовавшего им гостиницу, не было. Брендон достал свою спортивную сумку – в Аспене у него было достаточно вещей для недельного отдыха – и пузатый, практически неподъемный чемодан Трейси.

– Офицер, – поприветствовал он, хлопнув багажной дверью. – Дорогу сегодня откроют?

У полицейского затрещала рация, и он, жестом сделав знак подождать, ответил в устройство:

– Бо, ну, что там у вас? – Он хмуро кивал, словно собеседник мог это видеть. – Так шевелите задницами! – Мужчина отключился, бубня себе под нос: – Пончиками они, видите ли, завтракают. Техника уже движется к месту завала, думаю, к полудню разгребут, – обратился он к Брендону.

–//-

Трейси переоделась в светлый шерстяной свитер с широкой горловиной, которая постоянно съезжала, оголяя одно плечо, и мягкие домашние штаны. Брендон принес чемоданы, переоделся, веско заметив, что свитер без майки колет его нежную кожу, и ушел. День постепенно клонился к вечеру, а его все не было – Трейси начинала волноваться.

Она теплым полотенцем протерла окна и с кружкой горячего чая устроилась на подоконнике. Миссис Бролин – жена старого Эрла – оказалась очень доброй, приятной, а главное, заботливой женщиной. Ее беспокоила прохлада в номере, который она называла не иначе, как «продуваемый всеми ветрами чердак», поэтому-то и принесла увесистый поднос с чайником, двумя фарфоровыми чашечками с улыбчивыми снеговиками, пиалу с медом и печенье.

Трейси сделала осторожный глоток крепкого ароматного чая и посмотрела в окно. Редкие снежинки продолжали кружиться, неспешно ложась на землю. Высокие ели, стоявшие вдоль спуска к дороге, полностью укутались в белоснежные шубы, а ледяные наросты, как серебристая бахрома, свисали снизу. Небо было набухшим, плотным, серым, а острые пики видневшихся вдалеке гор словно громадные ножи пронзали его, но вместо крови медленно падал снег. Суровая первозданная красота всегда впечатляла Трейси больше, чем мягкие пески и бирюзовые волны. Она любила походы, дикие леса и зеркальную гладь озер. Робела перед мощью и преклонялась перед красотой диких необжитых мест.

Трейси улыбнулась, вспоминая, как родители в шутку предложили ей пожить на Аляске. Нет, когда она осознала, чего хочет от жизни, кем хочет стать, этот вариант не подходил. Трейси стремилась к успеху и признанию, желала быть востребованной в своей области, хотела независимости как финансовой, так и эмоциональной, и она этого практически добилась, потому что в их профессии нельзя расслабляться: то, чего ты стоишь, нужно постоянно доказывать и подтверждать, иначе тебя сожрут и выплюнут косточки.

Она бросила взгляд на молчаливый телефон: без четверти четыре, а казалось, что близятся вечерние сумерки. Не так ей представлялся этот день. Трейси должна была сидеть у рождественской елки в доме Ника и Шэрен, раскладывать подарки, пить шампанское и ждать волшебства. Она не верила в Господа Иисуса Христа, но не отрицала его рождения, жизни и смерти. Поэтому так же, как и все, ждала, когда стрелка замрет на заветных двенадцати часах – для Трейси это стало символом обновления и очищения, своеобразная точка отсчета, когда отбрасываешь все пустое и ненужное и вступаешь в новый день с высоко поднятой головой и широкой улыбкой. Трейси взглянула на свое бледное, едва различимое отражение и задумчиво спросила:

– Интересно, какая она?

После того, как Шэрен сообщила, что Брендон будет не один, этот вопрос часто занимал ее. Ее разъедало любопытство: очень уж хотелось взглянуть на женщину, приручившую самого неисправимого кобеля Нью-Йорка. По словам Шэрен, они давно знакомы – их родители крепко дружат, – но все равно она была удивлена не меньше самой Трейси, когда Брендон объявил о том, что праздники проведет с Наташей. Она уже ждала его в Аспене. Ждала в компании четы Стеклеров – именитых родителей.

– Ужасное имя, – пробурчала вслух Трейси, потом громко вздохнула – имя-то красивое. Она встала, снова наполнила чашку и замерла, прислушиваясь: шаги, тихо щелкнула дверь, и вошел Брендон.

– Наконец-то! Я уже подумала, что ты уехал без меня.

Он подошел ближе, на ходу снимая перчатки. От Брендона словно исходил стылый пар, Трейси даже повела голым плечом, зябко дрогнув и вручив ему дымящуюся кружку.

– Дорога свободна. – Брендон сделал глоток и обхватил пальцами белый фарфор, согревая руки и пряча щербатые улыбки снеговиков.

– Мы можем ехать?

Он поставил на подоконник кружку, бросая настороженные взгляды в окно.

– Ехать сейчас неразумно. Лучше утром.

– А как же имбирные пряники, шампанское и подарки? – тихо спросила Трейси.

– Все, что хочешь, – Брендон мягко привлек ее к себе и обнял за талию. – Сегодня волшебная ночь, и я надеюсь на чудеса.

– Где ты был? – Она положила руки ему на грудь, чуть сминая плотную ткань куртки.

– Махал лопатой. – Трейси изумленно подняла брови. – Помогал Эрлу чистить дорожки.