Шрифт:
В общем, в сильнейшей неудовлетворенности самой собой и своим положением пребывала Римма – а тут еще работай!
Она специально поехала на дачу к Юлии Игоревне на электричке – на миру и смерть красна, может, хоть пассажиры своим видом и россказнями ее развлекут. Но от себя не убежишь – сидела, уткнувшись в окно, а попутчики, как и бесконечные коробейники, впаривающие свой нехитрый товар, от пластыря до шариковых ручек, только раздражали. А когда слабоголосый, но чувствительный дед-гитарист с седыми длинными волосами, какой-то недовымерший «каэспешник», спел старинную песенку: «Ты у меня одна», – она чуть не разрыдалась и сунула ему в сумочку целый стольник.
А тут и Пашка позвонил – но, как водится в последние времена, строго по делу: просил выяснить, знала ли Юлия Камышникова – Порецкая – о смертельной болезни отца.
Наконец, дотащились до искомой станции. Отсюда еще пару километров по проселку трюхать – хорошо хоть пешком, не надо на автобус или маршрутку перегружаться. А она уже опаздывала – эта фря, Юлия свет Игоревна, назидательно приказала: «Приезжайте строго к двум, пока мы спим», – имея в виду под «мы» своего грудничка сопливого.
Правда, едва Римма вышла на проселок, как тормознула рядом с ней женщина на «Киа Рио» – старая-престарая, под восемьдесят, а туда же, рулит. Высунулась с водительского сиденья, спросила бархатным преподавательским тембром:
– Девушка, вы в Малинники путь держите?
– Конечно.
– Подвезти?
– Буду премного благодарна.
– Садитесь. Денег не возьму, считайте, благотворительность. – А когда Римма на пассажирском сиденье устроилась, полюбопытствовала: – А вы к кому следуете? Да налегке? К нам тут без сумок с продуктами редко ходят, магазина нет.
– К Камышниковым я. К Юлии Игоревне.
– В гости?
– Нет, по работе.
– Да? Какая ж у Юльки-то работа, сынуле едва годик минул?
– Так она и не работает. Работать с ней буду я.
– Да? И по какому, если не секрет, вопросу вы к Камышниковой?
Конечно, в клиентском договоре у них с Пашкой значилось, что обстоятельства дела являются строго конфиденциальными, включая даже сам факт обращения заказчика в сыскное агентство. Но в то же время соглашение давало им право опрашивать граждан об обстоятельствах события, по случаю коего их наняли. Поэтому Римма не видела большой беды в том, чтобы сказать соседке правду – вдруг та какой информацией владеет?
Римма и выложила все как есть. Мол, она частный детектив, расследует гибель отца Юлии Игоревны.
– Да, слышала я, что они отца схоронили. Но ведь он, говорят, с собой покончил?
– Младшая дочь, Полина, так не считает. А вы его самого-то, Игоря Николаевича Порецкого, знавали? – завязывался между ними непринужденный, практически соседский разговор.
– Нет, даже и не видела никогда. Он, по-моему, сюда и не приезжал ни разу. Ведь Камышниковы эту дачу снимают, и не так давно, второе лето. А у Порецкого-старшего, говорят, своя загородная недвижимость имелась, и со всеми, что называется, пирогами. Однако туда Юльку с Костиком не зовут, потому как зять там явно ко двору не пришелся.
Дама аккуратно рулила по проселку, умело объезжая ямы, и не переставала рассказывать. Римма возблагодарила небо, которое дало ей одновременно и средство передвижения, и источник информации.
– А вы откуда знаете, что Константин с Игорем Николаевичем не ладили, раз старший Порецкий даже не приезжал сюда? Юля рассказывала?
– Да и Костик отзывался о тесте крайне скептически. Он такой, знаете ли, парень не промах – зять из тех, что любит взять. И, конечно, выказывал недовольство тем, что у тестя прекрасная трехэтажная дача, однако он молодую семью с внучком-младенцем игнорирует, а им приходится ютиться здесь, на шести сотках, и туалет с душем на улице.
– А вы не помните, кстати: восьмого июня, в пятницу, и на следующий день, в субботу, девятого, Юлия и Костик что делали?
– Восьмого июня, говорите? Это как раз когда Голунова за наркотики арестовали? И демонстрации начались?
Римма за политикой не следила, но порылась в памяти:
– Да, те выходные, что как раз перед двенадцатым июня были.
Дама слегка задумалась, а потом высказалась:
– Юлька все время на даче была, с Матвейкой. А Костик – в Москве, работал. Я еще Юлю спрашивала, когда муж появится. А она отмахнулась: сказал, что поздно. И в ту ночь, с пятницы на субботу, приехал он только под утро – я не спала, знаете ли, старческий сон недолог, в окошко выглянула, около пяти утра было, уже солнце встало – а он как раз подкатывает, ворота открывает. Точно, в ночь на субботу девятого июня дело было.
«Значит, если Порецкого убили, – подумала Римма, – у Костика хватило времени замести следы и добраться до дачи».
Он ей как-то априори не нравился, этот Костик.
Они подъехали к воротам, ведущим на дачные участки, которые никем не охранялись, Римма вышла, открыла их, а потом затворила.
Дачный поселок оказался из разряда беспонтовых. Наделы по шесть соток, бревенчатые избы, дощатые веранды. Газа нет. За заборами наливаются яблони. Деловито трусит впереди машины бездомная собачонка.