Осенью 1990 года в интервью ленинградской программе "Пятое колесо" в числе прочих вопросов я коснулся и покушения на Ленина 30 августа:

"Покушение на Ленина, так называемое покушение Каплан, видимо, было связано с оппозицией Ленину внутри партии. Совершенно очевидно сегодня, что не Каплан стреляла в Ленина. Есть серьезные основания предполагать, что к этому покушению имел отношение Свердлов. По крайней мере, после покушения Свердлов себя очень странно вел. Он забрал Каплан из тюрьмы ЧК и поместил ее в личную тюрьму, находившуюся в Кремле под его кабинетом. Он отдал Малькову, подчиняющемуся Свердлову коменданту Кремля, приказ о расстреле Каплан, хотя Мальков по должности не имел права расстреливать Каплан, комендант Кремля не имел никакого отношения к таким делам. […] Видимо из-за несоответствия обвинения и того факта, что Каплан была почти совсем слепая, что у нее, по всем свидетельским показаниям, в одной руке была сумочка, в другой зонтик, что пистолета, из которого она якобы стреляла, не нашли, а Ленин, судя по всему, видел стрелявшего мужчину, потому что, судя по воспоминаниям, первые его слова после выстрела были: "Поймали ли его?" (а не ее), а Каплан была одета в фетровую шляпку и, кажется, в белое платье, Все эти несоответствия, видимо, говорят о том, что Каплан тут была ни при чем. То есть поведение Свердлова было крайне подозрительно. Ленин считал, что его убивают. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин крайне недоверчиво относился к врачам, которые его лечили. Он устраивал им перекрестные допросы, как Свердлов пишет, "шутя", но, конечно же, не шутя. Ленин всерьез устраивал им эти допросы. Ленин понимал, что его лишают власти, что его убивают"(13).

С 1991 года публикации о покушении на Ленина стали довольно частым явлением(14), причем в дискуссию был вовлечен даже такой консервативный советский исследователь эсеровской партии как К. В. Гусев:

"Некоторые историки и публицисты, — писал он, — скрупулезно изучая расхождения и неточности, […] усматривая чрезмерную (подразумевая умышленную) поспешность в расследовании дела в ВЧК и расстреле Каплан, ставят под сомнение роль этой последней в террористическом акте. Можно согласиться с тем, что история покушения нуждается в дальнейшем изучении, что есть не совсем ясные детали […]. Допустим, что и заявление Каплан, и показания свидетелей не соответствуют действительности. Но тогда сразу возникает вопрос: если не Каплан, то кто? […] Был ли вообще заговор, и если не эсеры, то кто организовал покушение, кому это было нужно?"(15)

Может быть, вслед за Гусевым, нам следует искать ответ на абсолютно правильный вопрос: кому это было нужно? Вопрос этот пришел в голову не одному Гусеву. Дважды генеральная прокуратура Российской Федерации поднимала вопрос о новом расследовании обстоятельств покушения на Ленина, совершенного 30 августа 1918 г. 19 июня 1992 г. Генеральная прокуратура РФ по заявлению писателя из Ульяновска А. Авдонина начавшая проверку обоснованности привлечения к уголовной ответственности, приговора и расстрела 3 сентября 1918 года по внесудебному постановлению Президиума ВЧК Фанни Каплан, приняла "Постановление о возбуждении производства по вновь открывшимся обстоятельствам":

"Прокурор отдела по реабилитации жертв политических репрессий Генеральной прокуратуры Российской Федерации старший советник юстиции Ю. И. Седов, рассмотрев материалы уголовного дела No Н-200 по обвинению Ф. Е. Каплан, установил:

По настоящему делу за покушение на террористический акт в отношении Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова (Ленина) привлечена к ответственности и в последующем расстреляна Ф. Е. Каплан (Ройдман).

Из материалов дела усматривается, что следствие проведено поверхностно. Не были проведены судебно-медицинская и баллистическая экспертизы; не допрошены свидетели и потерпевшие; не произведены другие следственные действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного расследования обстоятельств совершенного преступления.

На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 384 и 386 УПК РСФСР, постановил:

Возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам"(16).

"Никаких обстоятельств, собственно, не было, — отмечает с некоторой иронией Э. Максимова. — Были граждане в разных концах страны, правоведы, литераторы, историки, просто любознательные люди, которые, едва приоткрылись государственные архивы, уразумели по газетам и журналам бездоказательность и безответственность короткого трехдневного дознания, очевидные не только для юристов — для любого грамотного человека"(17). Следствие ставило своей задачей установить, "стреляла ли Каплан, каковы мотивы и судьба стрелявшей"(18). Предполагалось, что будут изучены архивные дела Каплан и правых эсеров, осужденных в 1922 году в том числе и за покушение на Ленина. И поскольку дела хранились в архивах бывшего КГБ и оставались засекреченными до 1992 года, расследование дела поручалось следственному управлению Министерства безопасности Российской Федерации. После упразднения МБ РФ, в конце февраля — начале марта 1994 г., дело Каплан принял прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры Владимир Николаевич Соловьев(19).

До лета 1996 года дело Каплан, сменяя друг друга, дорасследовали шесть следователей (что не могло не сказаться отрицательно на работе). Идея дорасследовании теракта не обрадовала ФСБ. Татьяна Андриасова пишет, что хотя "Генеральная прокуратура РФ поручила ФСБ выяснить наконец все обстоятельства покушения Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года на заводе Михельсона, когда председатель Совнаркома получил два огнестрельных ранения […] у рядовых сотрудников ФСБ особого энтузиазма к поручению Генпрокуратуры не наблюдается. По словам одного из них, следственный аппарат перегружен серьезными делами, людей не хватает, а их еще отвлекают на событие давно минувших дней, в котором вряд ли [удастся] отыскать истину"(20).

Что же произошло 30 августа 1918 года? В. М. Бонч-Бруевич вспоминает: "Поздно ночью пришел тов. Козловский, которому, как члену коллегии комиссариата юстиции, было поручено произвести первый допрос эсерки Каплан […]. Козловский рассказал мне, что Каплан производит крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя растерянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии. Козловский сказал, что несомненно это дело рук организации эсеров, хотя Каплан и отрицает это, и что здесь ясна связь с петербургскими событиями (убийство Володарского, Урицкого) и что, конечно, можно ожидать и других выступлений. Подробности картины покушения Козловский еще не знал"(21).

Немедленно после покушения, еще до первого допроса Каплан, начавшегося в 23 часа 30 минут, советское правительство обвинило в организации теракта партию эсеров. Постановление, как председатель ВЦИК, подписал Свердлов: "Всем советам рабочих, крестьянских, и красноармейских депутатов, всем армиям, всем, всем, всем": "Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. […] Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов"(22).