Нестор Иванович Махно...

Антон Васильевич интересуется, насколько точны мои записи. Мне кажется, точны. Дневника с собою я не брал, но по возвращении в Мелитополь потратил целый вечер, занося на бумагу свежие впечатления. Могу лишь добавить, что Лев Зеньковский – это, по-видимому, знаменитый во всей Таврии Лева Задов, который, действительно, служит у «батьки» чем-то вроде начальника «чеки». Его странноватые ужимки объясняют артистическим прошлым, но мне он не показался похожим на артиста. По-моему, это типичный писарь из штаба, вырвавшийся в большие начальники.

Поручик Усвятский просит воспроизвести полный текст махновской «наглядной агитации» на бортах тачанок. Категорически отказываюсь это делать, но намекну, что речь шла о полной невозможности ни догнать, ни перегнать, ни уйти от «батьки». Правда, сказано это куда короче и выразительнее.

13 июня.

Странный день. Сегодня впервые получил письмо. Долго разглядывал конверт, не понимая, от кого сие послание. Обратный адрес – пражский. И только распечатав, я сообразил, что весточку мне прислал Лешка, то есть, капитан Егоров.

Как выяснилось, уже бывший капитан. После эвакуации Лешка демобилизовался и теперь обитает в Праге, где занимается некими делами, о сути которых сообщает лишь намеками. Все же можно понять, что правительство Чехословацкой республики готовит большую программу помощи русским беженцам, и Лешка каким-то образом оказался среди ее авторов и организаторов. Готовится что-то грандиозное, чуть ли не университет с академией наук. Слабо верится, конечно. Но, во всяком случае, спасибо господам чехословакам хотя бы за добрые намерения.

Обо мне Лешка услыхал не от кого-нибудь, а от того самого генерала Володи. Тогда, в ресторане, именно он помогал эвакуировать мое бренное тело, поспешив известить обо всем Егорова. Очевидно, генерал Володя не упустил ни малейшей подробности, поскольку Лешка именует меня в письме старым греховодником и просит, при случае познакомить его с моей истанбульской дамой. Впрочем, по его словам, пражанки тоже чудо как хороши, особенно в сочетании со здешним черным пивом. В конце письма бывший капитан советует мне подавать рапорт о демобилизации, забирать мою истанбульскую знакомую и ехать прямиком в Прагу. К сему прилагается адрес в Истанбуле, где можно решить проблемы с документами и разрешением на въезд-выезд.

Я не удержался и пересказал Туркулу содержание письма. К моему удивлению, Антон Васильевич отнесся к Лешкиным прожектам с полной серьезностью, согласился с тем, что Татьяну надо будет забрать с собой, но в Прагу ехать не советовал, равно как и снимать военный мундир. Он считает, что будет ли университет, не будет – неизвестно, а служба, по крайней мере, не даст пойти по миру. То, что я с моим здоровьем в Праге никому не нужен, Туркул из вежливости не произнес, но я его понял. Впрочем, и для Татьяны я теперь слабая защита.

Я полюбопытствовал у Антона Васильевича насчет поездки в Крепкостенную Трою. Он успокоил меня, велев не волноваться. Все остается в силе, а больному не стоит постоянно думать о путешествии – это, как известно, очень плохая примета. Да, пожалуй. Как-то странно, тянет меня в Гиссарлык, а ведь раньше он никогда не вызывал у меня таких повышенных эмоций.

Поручик Усвятский вновь в выигрыше. Он вполне серьезно предлагает основать в Белграде или Софии преферансный клуб и иметь с этого кусок хлеба с маслом. Я посоветовал ему для начала приобрести канделябры.

Генерал Туркул попросил меня поподробнее описать внешность и манеры Упыря. Касательно его внешности могу лишь добавить, что, в целом, Упырь не производит карикатурного впечатления, несмотря на небольшой рост и сутулость. В нем чувствуется большая сила, особенно, когда он начинает говорить. Взгляд у него, действительно, пронзительный, но, конечно, никакой не гипнотический, как многие меня уверяли. При разговоре жестикулирует, улыбается редко. По мне, лучше бы не улыбался.

Одним словом, личность неординарная.

Говорит Упырь по-русски правильно, но с заметным южным акцентом. Ко мне он обращался исключительно на «вы», чем приятно порадовал. Пару раз, наверное, по привычке, назвал меня «товарищем», я же, в свою очередь, не желая титуловать эту личность ни «товарищем», ни «господином», обращался к нему по имени-отчеству. Когда он впервые услыхал это, то, похоже, удивился – и тут стал называть по имени-отчеству меня, хотя я ему не представлялся. Да, разведка у него работает без сбоев.

Я уже отмечал, что голос у него высокий и резкий. Но вскоре на это перестаешь обращать внимание, фиксируя только смысл высказанного. Наверное, он прекрасный митинговый оратор. Не Разин, конечно, но, говоря по чести, Разин на пулеметной тачанке выглядел бы странновато.