Шрифт:
Мы обращаемся подобным образом не только с людьми. Мы приписываем сознание домашним кошкам и собакам, а некоторые готовы поклясться, что у них и растения в горшках обладают сознанием. Древние люди были убеждены, что разумны деревья и реки; дети видят личность в своих любимых игрушках, и, черт возьми, вчера я наорал на свой компьютер! Но речь, собственно, не идет о том, чтобы интеллектуальными усилиями выяснить, есть ли у чего-то психика, или прийти к заключению, что могло бы быть в этом психическом мире, – хотя это мы тоже делаем. Я говорю об интуитивном чутье, которое часто подводит нас, но иногда очень убедительно сообщает нам, что некий предмет прямо-таки излучает сознание.
Размышляя о чревовещании, я стал задумываться о том, что и мое собственное сознание, и сознание, приписываемое другим, могут исходить из одного и того же источника. Возможно, есть объединяющее объяснение: мы автоматически строим модели психики и проецируем их как на самих себя, так и на других людей. Наши интуитивные представления о загадочной сознающей личности, наше убеждение, что она есть во мне, в тебе, в домашнем любимце или игрушке, – могут быть основаны на упрощенных, но удобных моделях, комплексах информации, которые выстраивает мозг, чтобы понять свой мир.
Столь глубокие озарения приходят только к тому, кто разговаривает с плюшевыми слониками. Благодаря им я сосредоточился в своей научной работе на исследованиях сознания.
В течение 20 лет я занимался более традиционными проблемами нейронауки: как мозг отслеживает происходящее в непосредственной близости к телу и как контролирует сложные движения в этом пространстве [2] . Оказалось, что базовая подготовка в практике науки о мозге пригодилась для построения теории сознания. В 2010 г., исходя из данных нейронауки, психологии и эволюционной биологии и добавив некоторые инженерные прозрения, мы с коллегами начали набрасывать контуры того, что назвали теорией схемы внимания [3] . Эта теория – часть глобальной смены парадигмы в научном сообществе [4] . Новый подход не решает так называемую трудную проблему сознания – как физический мозг может создавать нефизические сущности [5] . Но он объясняет, почему люди могут ошибочно полагать, что трудная проблема существует в принципе, почему это ошибочное представление заложено в нас так глубоко, что вряд ли мы сможем его изменить, и почему оно выгодно (если не необходимо) для функционирования мозга.
2
Мои исследования личного пространства и сложных движений изложены в двух книгах. M. S. A. Graziano, The Intelligent Movement Machine (Oxford, UK: Oxford University Press, 2008); M. S. A. Graziano, The Spaces between Us: A Story of Neuroscience, Evolution, and Human Nature (New York: Oxford University Press, 2018).
3
Следующие ссылки дают комплексное представление об этой теории. Другие, более технические или сосредоточенные на экспериментальных данных работы здесь не приводятся. M. S. A. Graziano and S. Kastner, “Human Consciousness and Its Relationship to Social Neuroscience: A Novel Hypothesis,” Cognitive Neuroscience 2 (2011): 98–113; M. S. A. Graziano, Consciousness and the Social Brain (Oxford, UK: Oxford University Press, 2013); T. W. Webb and M. S. A. Graziano, “The Attention Schema Theory: A Mechanistic Account of Subjective Awareness,” Frontiers in Psychology 6 (2015): article 500.
4
Невозможно воздать здесь должное всем новым работам, посвященным механистическому, недуалистическому подходу к сознанию. Я привожу лишь несколько примеров и прошу прощения у множества блестящих авторов, которых не упоминаю. S. J. Blackmore, “Consciousness In Meme Machines,” Journal of Consciousness Studies 10 (2003): 19–30; P. S. Churchland, Touching a Nerve: Our Brains, Our Selves (New York: W. W. Norton, 2013); F. Crick, The Astonishing Hypothesis: The Scientific Search for the Soul (New York: Scribner, 1995); S. Dehaene, Consciousness and the Brain (New York: Viking Press, 2014); D. Dennett, Consciousness Explained (Boston: Back Bay Books, 1991); K. Frankish, “Illusionism as a Theory of Consciousness,” Journal of Consciousness Studies 23 (2016): 11–39; R. J. Gennaro, Consciousness and Self Consciousness: A Defense of the Higher Order Thought Theory of Consciousness (Philadelphia: John Benjamin’s Publishing, 1996); O. Holland and R. Goodman, “Robots with Internal Models: A Route to Machine Consciousness?” Journal of Consciousness Studies 10 (2003): 77–109; T. Metzinger, The Ego Tunnel: The Science of the Mind and the Myth of the Self (New York: Basic Books, 2009).
5
D. Chalmers, “Facing Up to the Problem of Consciousness,” Journal of Consciousness Studies 2 (1995): 200–219.
Вначале я рассматривал эту теорию с позиции социальных взаимодействий. Но в ее глубине лежит более общее свойство мозга: знание, основанное на моделях [6] . Мозг строит внутренние модели – изменчивые сгустки информации, которые образуются постоянно и непроизвольно, подобно пузырям значений, лежащих ниже уровня высшего мышления или языка. Эти внутренние модели отражают важные для отслеживания элементы, иногда ими являются внешние объекты, а иногда – свойства самой личности. Отражения оказываются упрощенными и искаженными, будто реальность изображена импрессионистом или кубистом, а мы описываем их как самую что ни на есть действительность. Мы не можем этого не делать, в нас это встроено. Наше интуитивное понимание окружающего мира и самих себя всегда искажено и упрощено и всегда основано на этих внутренних моделях.
6
Более ранний и весьма прозорливый подход к сознанию, делающий акцент на внутренних моделях, содержится в работе: O. Holland and R. Goodman, “Robots with Internal Models: A Route to Machine Consciousness?” Journal of Consciousness Studies 10 (2003): 77–109.
В описываемой теории метафизические догадки о самих себе, о сознании как нефизической внутренней сущности (иногда ее именуют “призраком в машине” [7] ) строятся на основе определенной внутренней модели. Я называю ее схемой внимания: почему – объясню дальше. Это упрощенное описание того, как мозг вбирает и обрабатывает информацию; оно представляет собой эффективный для мозга способ понимать и отслеживать свои собственные возможности. Подобного рода внутреннюю модель можно использовать, хоть и в меньшей степени, чтобы отслеживать и прогнозировать мышление и поведение других людей.
7
G. Ryle, The Concept of Mind (Chicago: University of Chicago Press, 1949).
Подход, основанный на моделях, может выглядеть так, будто сознание мы со счетов сбрасываем, – но нет. Внутренняя модель, сообщающая нам о нашем сознании, богата, она обладает глубиной и протяженностью. Скорее всего, без нее не обойтись. Практически ничего из того, что мы осуществляем – будь то восприятие, мышление, активная деятельность или социальные взаимоотношения, – не работало бы без этой части системы.
В своей книге я буду пользоваться терминами “сознание”, “субъективное осознание” и “субъективный опыт (субъективное переживание)” как взаимозаменяемыми, хотя и соглашусь, что ученые не всегда применяют их в одном и том же контексте. Слово “сознание” окружено особенно широким ореолом нечетких коннотаций. Прежде чем я доберусь до того, что имею в виду, я хочу уточнить, чего точно в виду не имею. Иногда люди представляют себе сознание как способность понимать, кто ты такой, понимать свой путь в жизни. Другие считают, что это скорее способность воспринимать окружающий мир, обрабатывать информацию и принимать на ее основе разумные решения. Ничего из этого я в виду не имею.
Чаще всего внутренний опыт трактуют, пожалуй, как поток сознания – постоянно меняющееся, калейдоскопическое содержание психической деятельности. То самое брожение в голове, которое Джеймс Джойс запечатлел в знаменитом романе “Улисс” [8] . Писатель скрупулезно записывал сменяющие друг друга виды, звуки, ощущения от прикосновений, вкусы и запахи, всплывающие воспоминания о недавнем и далеком прошлом, неостановимый внутренний диалог, противоборствующие эмоции и фантазии (некоторые из них сочли настолько возмутительными, что книгу сначала запретили: судебное разбирательство 1933 г. “Соединенные Штаты против книги под названием “Улисс”» обеспечило нас современным юридическим определением непристойности). Но и этого я не имею в виду, говоря о сознании. Такой поток материала не поддается четкому определению, а его научное изучение было бы непосильным хотя бы по причине его объема.
8
J. Joyce, Ulysses (Paris: Sylvia Beach, 1922). Русский перевод: Джойс Д. Улисс / Пер. с англ. В. Хинкиса и С. Хоружего; коммент. С. Хоружего. – М.: Республика, 1993.
Представьте вместо этого, что мы сложили в ведро тысячу мелких предметов. Можно подобно Джойсу составить пространный список всего, что там есть. Но можно также задать вопрос более фундаментальный: как насчет самого ведра? Не будем пока о его содержимом. Из чего сделано ведро, откуда оно взялось? Как человек вообще что-то осознает? Сознание не может быть просто информацией внутри нас, потому что в каждый конкретный момент мы осознаем лишь крошечную часть того, что содержится в мозге. Чтобы мы осознали кусочек информации, с ней что-то должно произойти. Так из-за чего же происходит осознание? Этот вопрос все больше занимал философов и ученых [9] . Термин “сознание” стал означать акт осознания чего-то, а не материал, который вы осознаете.
9
D. Chalmers, The Character of Consciousness (New York: Oxford University Press, 2010); T. Nagel, “What Is It Like to Be a Bat?” The Philosophical Review 83 (1974): 435–50; J. R. Searle, “Consciousness,” Annual Review of Neuroscience 23 (2000): 557–78.