Время справедливо к вину но, ни к женщинам? Но, так ли это? Что если возраст может давать жизненную энергию, а не отнимать ее?
Роман рассказывает о молодом психотерапевте, занимающемся запутанными случаями из жизни тех женщин, которые хотят пойти – на второй «круг», попробовать, начать жить заново.
Это не только его работа, но и призвание, страсть и мечта. А также, собственные нерешенные травмы, которые заводят его туда, откуда невозможно выбраться.
Он называет их «милф». И хотя, сексуальная связь очевидна, это больше похоже на обожание, чем на похоть.
Содержит нецензурную брань.
Время справедливо к искусству и вину, но несправедливо к людям. И почему-то, когда женщина выдыхается достаточно, чтобы отдавать именно свой неповторимый вкус и аромат, время накладывает на нее всевозможные ограничения. Ее тело становится предателем, а жизненная энергия стянута социальным обручем «в вашем возрасте не…».
Для меня, несправедливость времени обернулась иначе. Еще в юности, я узнал о его подлой сущности. Ну, а как ещё могло получиться, что я на целых двадцать лет был моложе той женщины, для которой был создан, а она – для меня!?
Время, как тектонические плиты после огромного землетрясения, кое-как смыкается в местах разлома, крошится, так или иначе не соприкасаясь, друг с другом, совсем не думая о судьбах людей. А ведь, какие-нибудь двадцать лет, и мы двое и, может быть, единственные на всей Земле, были бы счастливы, по-настоящему любили друг друга. И по жизни с этой любовью: уверенно, богато и красиво, как что-то, идеально подходящее друг к другу.
Как Джон и Жаклин Кэннеди. Хотя, Жаклин была страшновата, а моя Жмо – просто красавица. Скорее, как мистер и миссис Смит, увы, они не существуют в реальности, и такое сравнение тоже не подходит. Возможно, как Жаффрей де Пейрак и Анжелика, хотя, боюсь, этот фильм многие не то, что сейчас не помнят, так даже и не смотрели.
И конечно! У них было бы нескончаемое сексуальное влечение друг к другу: страстное, разнообразное, даже спустя десять, двадцать… что там, тридцать и пятьдесят лет вместе, они бы все еще, изучали, познавали друг друга, не боясь, не ленясь… о, каким бы мог быть мой союз с ней!
А все время! Подлый, скучный отсчет, абстракция, неволящая хуже любой тюрьмы. Мне было шестнадцать, а ей тридцать шесть. И никаких, совершенно никаких, кроме пошлых, общественных преград, между нами конечно же – не было и быть не могло.
Как, я думаю, для любого шестнадцатилетнего, когда эрекция каждую секунду, но онанировать так часто слишком и стыдно, и больно, нравственные и моральные преграды, все равно, что жуки, ползущие по рельсам, по которым несется скоростной грохочущий поезд.
Твои членосимволы не так уж анекдотичны, на самом деле, да, мистер Фи!?
И вот! Летний день, подмосковный пруд. Моя Жмо в раздельном импортном красном купальнике из тонкой, почти как пленка, ткани. Все остальные мужчины, в том числе и мой отец, ее муж, напились и разошлись спать. Мы остались вдвоём и хотим друг друга. Ее соски твердые, через почти несуществующую ткань лифчика выпирают, как два драгоценных камня, с рассыпанным жемчугом вокруг.
Покатаемся? – она показала на большой черный бублик, камеру от грузовика. Настоящие надувные плавательные принадлежности, еще тогда не вошли в обиход, в только что, образовавшейся, России и, люди плавали с покрышками, пенопластовыми кусками и пустыми канистрами.
В лучах ее улыбки блеснули ее золотые волосы, а я почувствовал себя Фродо, встретившим эльфийскую принцессу Галадриэль после долгого похода через мрачные земли, которая вот-вот даст всезащищающий плащ, накормит вечносытными лепёшками, и конечно же, подарит самое главное – вечную любовь.
Уродский пруд-вонючка стал прекрасным оазисом, грязная вытертая трава превратилась в бархат. А слово «покатаемся» конечно же прозвучало, как «потрахаемся». Вторя «тра-ха-ха-ем-ся-ся-ся», квакали лягушки, «тра-тра-тра» чирикали птицы.
Когда я думаю об этом сейчас, спустя столько лет, почему-то вспоминается анекдот:
В плацкарте едет девушку и мужчина. Поезд трогается, и мужчина садится рядом с девушкой очень близко, с явными намерениями. Проходит пара минут, и он почему-то возвращается на свое место, отворачивается к окну. А девушка уже заинтересовалась, к тому же, не понимает «чего это он»? Хочет завязать разговор, замечает у него на пальце перстень с большим камнем.
– Скажите! А это у вас опал или стекло? – спрашивает.
– Да нет… – разводит он руками, – Просто… просто расхотелось.
Жизнь юноши с повышенной сексуальностью, похожа на такую же ситуацию, только наоборот. Ты все время опадаешь и стекаешь, но никогда, слышите, никогда-никогда, – не перестаёшь хотеть.
Потрахаемся? – повторила Жмо, и я улетел в бесконечный водоворот своей неудовлетворенной сексуальности, ответив что-то вроде «ау-гда», что означало «да», одновременно с «всегда» и «я всю жизнь этого ждал». Мы сошли на глинистый берег, я спрыгнул, по щиколотки оказавшись в иле, который показался мне тягучей медовой патокой, подкатил к краю черный бублик, в который спрыгнула она, расставив ноги, обняв его покатые бока, и я поплыл, толкая булик перед собой. Передо моим взглядом оказалась тонкая полоска красных трусов, с мелкими точечками волос, в каждую из которых я готов был превратиться на всю оставшуюся жизнь, как Маленький Принц, живя нас своей, пусть крошечной планете, но от этого, не менее, обожаемой.
Я уперся руками в круг, вплотную к ее лодыжкам, и заработал ногами, выводя наш «плотик любви» на середину темной поверхности.
Потрахаемся… трахаемся… трахаемся… – звучало отовсюду, из камышей, шевелящейся тины. А за нами, под водой, тянулся белковый след моих многотысячных стенаний.
Мы подплыли к небольшому островку, с укромным склоном под, чудом растущей там, раскидистой березой, и мягкой опушкой. Я прислонил «плотик» к покатому берегу, не только представляя, но в полной мере, уже чувствуя, как впиваюсь губами в ее грудь, собирая губами вкус озерной воды, покусываю, немного солоноватый, немного сливочный сосок. И потом хватаю всю ее сиську прямо в рот, пока руки заняты бёдрами и самым лучшим, что есть у всех «пятидневных цветов» – ягодицами, закрывающими, как пухлые плюшевые ворота, самое главное, самое лучше, что может раскинуться перед взором мужчины на этом свете.