Рядом с Камилой, с секундной задержкой, точно в том же положении оказывается и Жойс.

— Так, у тебя кровоизлияния в глазах. — Сообщает мне Карвальо то, что я знаю и без неё.

— Жив? — Спрашивает следом Жойс.

— Живее всех живых, — салютую в направлении последней. — Ещё меня ублажать сегодня будешь! Хорошо, что этого языка никто не понимает, хе-хе.

— Я бы не был столь категоричен, — раздаётся сверху голос Бака, правда, на Всеобщем. — Вы там вообще как?

Лёжа, вытягиваюсь, копируя стойку «смирно» под нажимом Алекса (которого отчего-то на ровном месте обуяла страсть к армейскому этикету). Из-за напора соседа по внутренней связи, озвучиваю ответ в том же стиле:

— Господин подполковник! Соискатель Алекс учебно-тренировочное упражнение окончил! Доложить результаты в полном объёме не имею технической возможности, ввиду полной потери зрения при выполнении упражнения! Оставшийся физиологический ресурс организма — около двадцати семи процентов! Доклад окончил.

— Доклад принял, — тоном профессора-интеллигента отвечает куратор. — И упражнение не совсем тренировочное. Но я чуть иное имел ввиду… Ладно… капитан Карвальо, как он?

— Навскидку — как под трактор попал, — хмуро отвечает Камила. — Внутри большой микроволновки.

Алекс в этот момент транслирует мне её картинку со шприцем в руках, делающую уколы в каждый мой глаз по очереди, по три штуки.

— Сейчас должно зрение появится, — продолжает Карвальо. — Минуты три-пять.

— Нано-смесь? — утоняет Бак.

— Так точно…

— Бл#дь, хоть бы не аллергия! — Алекс неожиданно всполошился после этих слов. — Хорошо, что озвучили! Так, я на письменном канале. Извини, нужен ресурс. Проконтролировать, что там происходит…

Что-то он вообще пошёл вразнос. Матерится, как бездомный из трущоб.

Ещё какое-то время вообще ничего не происходит, если не считать полуофициального разговора Анны и представителей Билли. Они спорят о каких-то форматах и прецедентах, при этом Хаас в порыве чувств мало что не брызжет слюной (микроскопические капельки долетают и до меня — Алекс в подписи пояснил).

А ещё через несколько секунд картинка перед моими глазами, появившись внезапно и будучи поначалу сиренево-лиловой, буквально в течение следующей минуты приобретает привычные очертания и цвета.

— Ура. Я теперь вас вижу, — улыбаюсь Камиле и Жойс.

Бак стоит чуть в стороне и о чём-то общается через комм, не активируя голограммы собеседника.

— Каким образом неодарённый мог настолько критично победить выпускника? — какой-то старикашка, родственник Билли, наседает на Анну (точнее, пытается). — Мы инициируем разбирательство!

— Ваше право. — Спокойно и где-то издевательски заботливо отвечает Хаас. — Но тела я вам всё равно не отдам.

— Это удар ниже пояса. — Низким грудным голосом говорит полноватая женщина.

— Тётка по линии матери, скорее всего, — комментирует Алекс, вернувшийся с присмотра за препаратом в моих глазах.

— Неужели вы будете настолько… — она не говорит чего-то вслух, — что не дадите даже похоронить?..

— К чему эти нажимы на жалость? — на лице Анны впервые проступают какие-то эмоции вроде удивления. — У нас с вами было соглашение. В рамках этого соглашения, все активы проигравшей стороны переходят победителю. У вас вызывает сомнение, кто победитель? Или тело одарённого — не актив?

— Надо ещё разобраться, что там за соглашение! — выкрикивает какой-то молодой и, кажется, явно неумный паренёк моих лет, похожий лицом на Билли.

— Моя фамилия Хаас, мальчик. — Ответная улыбка Анны похожа на змеиную. — И это соглашение составлялось между мной и вашим законным уполномоченным представителем по вопросу дуэли. Ты хочешь меня поучить составлению соглашений?

На самом деле, она вряд ли старше пацана, но звучит красиво.

Хлопаю в ладоши из положения «лёжа».

— Не шевелись! — моментально вскидывается Карвальо.

Жойс, от которой здорово пахнет алкоголем, одной рукой мощно впечатывает меня в песок, нажимая на грудь, а указательный палец второй руки прикладывает к губам. Слабо улыбаясь.

— Кажется, кто-то уже наклюкался за три минуты, — меняю шёпотом язык, чтоб никто нас не понимал.

— И ничего не за три, — обижается она. — Я полчаса назад на трибунах начала!

Анна почему-то нервничает всё больше, а старик что-то бормочет себе под нос. Затем он поднимает голову и громко говорит, не обращаясь ни к кому: