Шрифт:
– Ты уверен, что ты все правильно понял?
– спросила Эвелина.
– Нет, - сказал я, - но мне показалось.
– Подожди, я ее спрошу. Последовал быстрый разговор по-испански между Эвелиной и уборщицей, и потом Эвелина сказала:
– Она говорит, что не могла быть на похоронах своей матери, потому что в это время была в другом городе и была связана с человеком, который был ничтожеством и не играл в ее жизни никакой роли, она с ним очень скоро рассталась и никогда об этом не жалела.
– Ну да, - сказал я, - это подтверждает то, что я давно подозревал: я понял некоторые существительные, но не понял глаголов.
– Что важнее? Глаголы или существительные?
– сказала Эвелина.
– Вероятно, все-таки соответствие между ними, - сказал я.
По мере того как проходило время, я замечал, что многих книг, которые я брал с полки, я не мог читать, их несостоятельность начинала мне казаться очевидной с первых же страниц.
Я вспомнил, как мне попались путевые записки автора, который одно время пользовался некоторой известностью. Я открыл его книгу, и первая строка, которую я прочел, была такая:
"Я приближаюсь к морю. Знает ли оно, как я его люблю?"
На этом мое чтение его записок кончилось, и у меня не хватило мужества читать дальше. Но пример этой риторической глупости далеко не был единственным или исключительным. Если бы я читал эту книгу много лет тому назад, я бы продолжал все-таки искать в ней что-нибудь, что заслуживало бы внимания. Но длительный опыт научил меня тому, что эти поиски обычно оказываются бесплодными, и теперь у меня не было желания терять на них время. В результате этого круг моего чтения все время суживался, как шагреневая кожа.
Я сидел в кресле и перечитывал еще раз "Войну и мир", - это было через три дня после ухода Артура, был шестой час вечера, - когда раздался телефонный звонок. Звонила Эвелина, сказавшая, что ей нужно со мной поговорить и она придет через двадцать минут.
Когда она вошла в квартиру, у нее было такое выражение лица, по которому было видно, что она только что приняла очень важное решение.
– Чем я могу тебе быть полезен?
– спросил я.
– Ты не хотел бы стать моим компаньоном?
– Компаньоном?
– сказал я с изумлением.
– В чем?
– В моем деле. Я знаю, что ты в этом ничего не понимаешь, но твоя роль была бы очень скромной, ты был бы только юридической фикцией.
– Худшего выбора ты не могла бы сделать, - сказал я.
– и ты должна это знать. Какое дело? Твое кабаре?
– Да, - сказала она.
– Оно приносит некоторый доход.
– А Котик?
– Котик, - сказала она, - это прошлое, и вдобавок такое, которым гордиться не приходится.
– Это было ясно с самого начала, - сказал я.
– Но что изменилось и что произошло?
– Я не могу больше выносить его утомительной глупости, - сказала Эвелина.
– Я сделала все, чтобы придать этому видимость какого-то приличия, но это невозможно. Ты знаешь, в чем мой главный недостаток?
– Для этого следовало бы знать, какой из твоих недостатков ты считаешь главным.
– Тут ты не мог удержаться, - сказала она.
– Но не будем спорить. Я только хотела сказать, мой милый, что ничего не может быть грустнее, когда женщина умнее своего любовника. А со мной это всегда именно так и происходит.
– Ты считаешь, что каждый раз это случайно?
– Вероятно, мне не везет.
– Нет, моя дорогая, - сказал я.
– Будем откровенны. Я тебе, помнится, как-то сказал, что ты выбираешь тех, над кем ты чувствуешь свое превосходство. Если этого нет, тебе неинтересно. Вместе с тем ты хочешь себе внушить, что вот наконец ты нашла кого-то, кто достоин твоего чувства. Я никогда не мог понять, зачем ты это делаешь. В тебе есть какой-то постоянный разлад между душой, умом и твоей эмоциональной жизнью. Ты испытываешь, скажем, влечение к человеку, глупость которого для тебя очевидна. Это могло бы быть длительным, если бы твои душевные и умственные способности были раз навсегда атрофированы. Ты пытаешься их нейтрализовать, но это тебе никогда до конца не удается, и ты знаешь, что это не может удаться. Я только напоминаю тебе элементарные истины, Эвелина. Помнишь наш с тобой разговор о Котике и метампсихозе? Мы оба знали с самого начала, насколько это было глупо, - и ты знала, что я это знал.
– Это было нетрудно, - сказала она, - Ты, впрочем, этого не скрывал. Но и тогда, во время этого разговора, я очень хорошо знала, что Котик уйдет и будет забыт, как старая тряпка, а ты останешься.
Она задумалась на минуту и потом сказала:
– Посмотри в окно.
Начинались сумерки, шел холодный дождь, и казалось, что наступала настоящая осень. И я вспомнил недавние летние дни, Ривьеру, буйабес, Адриатическое море и Лидо ди Венециа.
– Мы сидим с тобой здесь, - сказала Эвелина, - и есть в этом что-то необыкновенно уютное, ты не находишь? Но через некоторое время я уйду и ты останешься один со своими невеселыми мыслями. А я вернусь к себе и увижу Котика, который лежит на диване и читает книгу об индусской мудрости, в которой он ничего не понимает. И если бы он был немного умнее, он бы думал: как хорошо, что существует дура, которая обо мне заботится и которая только в последнее время проявляет некоторую непонятную холодность. А если бы он был еще умнее, он бы понял, что ему осталось мало времени до того дня, когда он лишится этой женщины, которую он напрасно считает дурой.