Но кому она могла бы сказать это? Кто бы мог согласиться иметь грязь под ногтями, когда малейшая пылинка грозила штрафом? Но ведь без этого риска не случилось бы зеленых листочков, которые она гладила нежно и осторожно. Как удивительно ей было, что в ее пальцах сохранилась тонкая чувствительность. И особенно чудесно было объединять разные чувства: благодатный зеленый цвет, горький и сладкий аромат, мягкие прикосновения и тишина (правда, для этого приходилось обманом включать режим гиперсна, чтобы в эфир ее разума не просочилось ни одно сообщение).

Со временем она научилась скрывать свой секрет и не отвечать на насмешки, и всего за пару дней все забыли про ее чудачество. И вот сегодня она увидела настоящее чудо: на молодом кустике распустились первые цветы! Придя с работы, она приоткрыла окно, ведь уже было поздно, и транспортники не поднимали воздушные вихри. Полюбовавшись цветением, она отошла за едой и, вернувшись, замерла.

Неведомо откуда в окно влетела бабочка, настоящая, живая, еще прекраснее, чем в последней гипероткрытке от мамы! Она была ярко-зеленой, словно ожившая душа ее кустика. Бабочка искала нектар в цветах, слегка двигая крылышками. Затем она вспорхнула и быстро вылетела в окно, словно вся сценка только привиделась девушке.

Она поспешила проследить за полетом удивительной гостьи и обратила внимание на освещенное таким же ярким зеленым светом окно дома напротив. Какой-то чудак тоже любит открывать окна… Стоп, именно туда полетела бабочка! Вот она садится на протянутую ладонь, взъерошенный мужчина улыбается и смотрит… ой, смотрит сюда! Не прятаться, улыбнуться в ответ! Похоже, нас уже двое сумасшедших…

Жили-были два ежика в одном лесу, часто проходили одной тропой и отлично ладили. Однажды они встретились, разговорились и не заметили, как их успел окружить густой туман.

В нем слышались неясные звуки и виделись мелькавшие тени, и ежикам стало страшно идти в такой туман и теряться там. Они решили переждать его, но скоро разговоры перестали их отвлекать, потому что туман принес не столько страх, но и холод.

Чтобы победить дрожь, ежикам захотелось обняться – это и согревает, и успокаивает. Но они ведь покрыты колючками везде, кроме нежного брюшка, и каждый боялся, что другой его уколет. От этого они сворачивались в клубок, как только приближались друг к другу.

Сели ежики и стали говорить:

– Скажи, почему ты сворачиваешься в клубок, когда я хочу тебя обнять?

– Я боюсь, что ты меня уколешь. А ты почему сворачиваешься?

– И я боюсь, ведь я привык защищать свой животик.

– Но ты ведь знаешь, что я тебя не уколю?

– Знаю. И правда, боюсь и делаю именно то, чего боюсь.

– Может, надо просто перестать бояться, если мы верим друг другу?

– Да, я верю тебе, и я больше не боюсь, вот, я открыт.

И всё у них получилось. А потом туман рассеялся, и ежики отправились по своим ежиным делам, и долго ещё чувствовали тепло тех объятий.

Однажды в соловьиной семье утро началось с долгожданного «тюк!» – это птенцы начали вылупляться из яиц. Мама и папа очень радовались, разглядывая своих деток, таких пушистых и удивленных. Детки росли и хорошели, обрастали перьями и любопытно глядели на мир блестящими глазками. Скоро пришла пора им тренировать свои крылышки и учиться летать, и тогда все заметили, что один птенец отличается от остальных.

Его крылышки не росли вместе с ним, и теперь не могли поднять его в воздух. А вот лапки были крупнее, чем у других соловьев, с сильными цепкими пальчиками. Однажды сильный порыв ветра скинул младшего из птенцов из гнезда – какое счастье, что он успел замахать крыльями и приземлиться на куст под деревом! Мама и папа взволнованно подлетели к нему, а следом и братья с сестрами попрыгали из гнезда и поздравили малыша.

Последний птенец грустно смотрел на свою семью с высоты – его лапки не дали ветру скинуть его из гнезда, но и падение не превратилось бы в полет. Какая же он птица, если не может летать? Что ему эти лапы, ведь он не африканский попугай, чтобы лазать по деревьям! Скоро его родня покинет гнездо, и что тогда будет с одиноким соловушкой? Отчаяние переполняло его крошечное сердечко, и с горя он запел, сам того не ожидая.

Соловьиная семья внизу притихла, вслушиваясь в новый звук. Белка на соседней ветке замерла, прижав к себе орешек. Песня была похожа на соловьиные трели, которые лес слушал уже сотни лет, но что-то изменилось. Несуразный маленький соловей с большой головой пел громче и ярче, чем любая птица до него. Музыка лилась мощным потоком, и казалось невероятным, что источником этой силы может быть что-то столь беспомощное.

С этого дня все изменилось. Лесные жители привыкли к пению птиц, но на этого соловья они не могли не обращать внимания. Каждое живое существо словно слышало в этой музыке свою историю, и они приходили слушать его снова и снова. День за днем на закате притихший лес тянулся к высокому дубу, куда перебрался чудесный певец.