Никитин молча выслушал тираду и внутренне восхитился Сашей, хоть виду не подал. Не каждый способен найти в себе силы признать вину, не говоря уже о том, чтобы что-то исправить. Люди по природе своей чаще всего бегут от трудностей, но Белов не такой. В каких-то моментах он был гибким и пластичным, с легкостью уступал или отходил в сторону, но в других, принципиальных для него, — словно скала. Не сдвинуть и не сломить. В нем чувствовались стальной стержень и неиссякаемая внутренняя сила. Саша всегда упрямо шел к своей цели, преодолевая препятствие за препятствием, и за это профессор его уважал. Но такое стремление хорошо в работе, а вот в личной жизни не очень…

— Мне нужно подумать, — изрек наконец Никитин, так и не придя ни к какому заключению. Решил еще раз просчитать все плюсы и минусы и свести риски к минимуму. — У тебя есть время?

— Конечно, я только сегодня вернулся в Москву. Пока буду искать квартиру и ждать вашего решения, а потом как бог даст…

— Хорошо. Оставь свой номер, я тебе позвоню.

— Не изменился, — усмехнулся Саша и, поднявшись на ноги, протянул профессору руку. — Спасибо вам за все.

— Саш… — Никитин ответил рукопожатием, но продолжил сжимать его ладонь. — Больше ты ничего мне не хочешь рассказать?

— Нет.

Белов неопределенно пожал плечами и с легкостью выдержал проникновенный взгляд. Ничего не скрывал, его намерения были чисты и искренни, как и желание вернуться на работу к профессору.

Евгений Сергеевич, наконец, удовлетворенно кивнул, выпустил его руку, и Саша направился к двери.

***

Взбудораженная последними событиями, Татьяна не могла ни о чем думать, кроме них. Еще и ночной сон никак не шел из головы. Так хотелось еще хотя бы раз переместиться в эту иллюзию, вновь ощутить те прекрасные эмоции, что та подарила, но это было невозможно. Отчаяние, словно ласковая кошка, терлось у ног и требовало решительных действий.

Неясные силуэты преследовали весь день, не желали уходить из головы и не давали сосредоточиться. Они словно искали выход, и Таня сдалась. Отложила рабочий планшет в сторону и вышла из комнаты. Поднявшись по лестнице, свернула в левое крыло дома. Еще в детстве ей отдали комнату под мастерскую и позволили творить в ней что угодно. Здесь всегда была ее личная территория, ее пространство, ее отдушина. В детстве она много времени проводила здесь, рисовала, читала, мечтала, а потом повзрослела и перестала заходить.

Остановившись около массивной двери, Таня задержала дыхание на несколько секунд, предвкушая встречу со своим счастливым прошлым, и уверенно вошла внутрь. Солнечный свет пробивался сквозь щели в выцветших от времени занавесках и освещал пространство яркими пятнами. Таня осмотрелась — давно не заходила сюда, но ничего не изменилось — все лежало там, где она когда-то бросила, лишь припорошилось многодневной пылью. Здесь даже никто не убирался, чтобы не нарушать ее творческий беспорядок, и Таня очень это ценила. Знала досконально местоположение любой вещи и могла найти ее даже с закрытыми глазами.

Татьяна невольно улыбнулась и прошла вперед, с благоговейным трепетом ощупывая разные предметы, которые были дороги когда-то. Распахнула занавески и открыла окно, впуская в комнату свежий воздух. Наполнив легкие до отказа, шумно выдохнула и развернулась. На стенах висели разные картины, нарисованные ею, были совсем детские и периода буйной юности. Как давно не брала она в руки кисть? Сможет ли вспомнить, как это делается?

Отбросив сомнения, Таня достала мольберт, холст и краски. Неясное волнение закралось в душу, словно перед прыжком в неизвестность. Она не знала, что хочет нарисовать, это желание шло из глубины души и не спрашивало мнения, требовало просто отдаться процессу и оценить результат.

Татьяна приготовила все необходимое и прикрыла глаза, пытаясь перенестись в свой сон. Долго проживала заново счастливые мгновения, практически не шевелясь, лишь впитывая малейшие детали. Она видела мужской силуэт, но так и не смогла воссоздать его лицо. Чувствовала, что знает его, но не помнила черты. Отчаявшись воссоздать мужчину, Таня переключилась на ребенка. С ним все получилось проще и быстрее. Поймав нужную волну, взяла кисть и уверенно принялась наносить мазки на холст, полностью доверившись своей интуиции. Настолько погрузилась в работу, что не замечала времени, процесс полностью захватил ее.

Через несколько часов набросок был готов. Таня устало выдохнула и, отложив кисть, отошла на несколько шагов, чтобы разглядеть результаты своего труда. Внимательно всматривалась в полученную картину. Ее взгляд медленно скользил по детскому лицу, и сердце невольно ускоряло свой ритм. Это был всего лишь набросок, черты лица были сильно размыты и едва угадывались в смешении красок, но все равно Таня была довольна собой. Основную работу она закончила, дальше будет лишь дополнять и прорисовывать, добиваясь похожести. Вот бы ей увидеть сон еще раз…