На работу в Бушариху ходить было далеко, и родители перевелись на такую же ткацкую фабрику в село Кибердино Тейковского района. Оно располагалось всего в двух-трех километрах от поселка. Отец работал помощником мастера, мать ткачихой. Как я понимал, в обязанности Юрия Логиновича входил своевременный ремонт ткацкого оборудования и его профилактическое обслуживание. К моменту переезда нашей семьи, у нас появился мой средний брат Виктор. Мне очень не нравилось, что он много орал и постоянно требовал к себе внимания. Чтобы младший брат не мешал мне спать, меня тогда определили в круглосуточный детский садик и родителей я стал видеть только по выходным. Поэтому, когда меня вели на следующую вахту в нелюбимое детское учреждение, я орал не хуже Виктора, но на это почему-то родители особого внимания не обращали.

Мать отца Орина Емельяновна какое-то время жила с нами в новом доме. Она была верующим в Бога человеком, и на кухне в углу на полочке стояло несколько иконок, на которые она каждый день молилась. Отец в те времена был убежденным атеистом и когда я однажды зимой тайком все иконы забрал и бросил под гусеничный трактор на дороге, то ругался он как-то несильно, можно сказать формально. А вот бабушка Орина разозлилась всерьез и, как мне казалось, совсем не любила, а возможно даже ненавидела меня. Вскоре она уехала жить к сестре отца – Ольге на Камчатку. Та вышла замуж и уехала с мужем из родных мест на самый край земли.

Между тем братишка подрос и стал мне доказывать, что это только его родители, а не мои. Он был похож на меня внешне, но какой-то смуглый и я называл его «монгол-татарин – мусхутдин». Существует ли реально последняя национальность, я не знаю до сих пор. Но тогда, по моему детскому разумению, это доказывало, что родители были все-таки мои, а не брата. До драки у нас не доходило, я почему-то был гораздо сильнее Виктора. Отец нас явно любил обоих и одинаково. Когда зимой мы ломали лыжи на местных довольно крутых горках, он ругался не сильно и всегда покупал новые. А вот велосипед в семье был всего один, и пользовались мы им по очереди. Правда, отец его брал, когда хотел, а мы только тогда, когда он разрешал. Такая вот несправедливость…

Конец ознакомительного фрагмента.