– Вперед-вперед, – толкнул меня в плечо Енот. – Без команды не стреляй.

Шаг за шагом мы сближаемся. Глаза из-под козырьков пристально изучают нас, нашу амуницию, оружие. Полицейский что постарше поднес рацию ко рту, одновременно расстегивая кобуру. Мой замешкался. Пальцы теребят непослушную кобуру. Он даже покраснел. Не то от стыда не то от напряжения.

Шаг за шагом расстояние сокращается.

– Енот?

Полицейские обнажили оружие.

– Ждем Шило. Ждем-ждем!

– Чего?

Я потянул пистолет из кобуры. До полицейских меньше десяти шагов. Нехорошо получается, но тянуть дальше нельзя. Лучше быть плохим живым, чем хорошим мертвым.

– Привет-привет, – улыбнулся полицейским Енот, одновременно перехватывая мою руку.– Пятый этаж. Квартира напротив лифта. Пьяный дебош со стрельбой. Да-да-да. Со стрельбой. Нарушитель скрылся до появления полиции. Соседи примет жильца не запомнили. Квартира съемная. Владелец за границей. Нужен врач. Один из жильцов в шоковом состоянии.

– Помощь нужна? – хрипло поинтересовался старший, взглянув на меня. Я моргнул и приложился к бутылке, так и не покидавшую левую руку. – Ясно. Хорошего дня.

Он кивнул, и правоохранители проследовали к подъезду.

– Видел бы ты себя. – Расхохотался Енот, хлопая себя ладошками по бедрам. – Клинт Иствуд в меру пьяный и в меру побитый. Точно-точно. Клинт Иствуд. Ты же поверил? Правда, поверил? Ой, не могу… Что мы плечом к плечу выйдем из лифта и начнем валить, как ты любишь говорить, ментов на лево и на право.

– Мы полиция, – оглянулся старший. – Попрошу не путать. Наследие прошлого стерто.

Енот икнул и с хохотом осел в снег.

– Нет, я сегодня точно с ума сойду… Точно-точно. Наследие прошлого… Ой, не могу. И взяток не берут. Да-да-да. Не берут. И Клинт Иствуд с вискарем в руках.

– А кто такой Клинт Иствуд? – неожиданно нежным голосом поинтересовался молодой. – В ориентировках такого не было.

Енот захрипел, лег набок и судорожно засучил коротенькими ножками. Пухлое лицо раскраснелось.

– Ой, держите меня четверо! Меня щас разорвет от смеха. Ориентировка на Иствуда? Особо опасен и стреляет как бог.

Полицейские, молча, пожали плечами и поднялись на крыльцо.

– Мужики, просьба есть, – окликнул я. – В сорок пятой бабуля живет. Бабой Машой кличут. Ветеран она. Снайпер. Стрелок ворошиловский. Сам Ворошилов награду вручал. Так вот, внучек у нее непутевый… Рукоприкладствует.

– Принято, – кивнул старший с порога. – Приглянем за ветераном.

Я взглянул на качающегося по снегу в приступе смеха Енота. Надо ж как развеселился, что позволил себе снегом перепачкаться. Потом всю дорогу как кот вылизыватся будет. Чистюля.

Я убрал пистолет в кобуру. Глотнул рома. Сплюнул под ноги и медленно поплелся в сторону автобуса. Ромич, наблюдавший за происходящим, распахнул дверь и похлопал меня по плечу.

– –

Проснулся я ближе к обеду следующего дня. Я даже не помню, как попал сюда. Надеюсь хоть не на руках Ромича.

Небольшая, но чертовски уютная квартира с огромными окнами на море. Пахнущий солью ветер играет шторой у приоткрытой балконной двери. Строгая мебель. Бежевые обои с невнятными рисунком. В тон пушистый ковер на полу. И даже маленький псевдо камин, с парой канделябров на каминной полке.

В первую очередь я проверил входную дверь. Не заперто. Это хорошо. Значит, начало поиска я не проспал. В коридорчике у двери два ставших традиционными пульта и сейф.

В результате ревизии был обнаружен холодильник под завязку забитый едой и выпивкой в моем вкусе. Содержимое холодильника, тумбочек и антресолей кухни обеспечивало комфортное автономное плавание как минимум на месяц. На тумбочке у кровати лежал конверт с зарплатой и новые документы. Теперь я не Миша. Теперь я Коля.

– Привет Коля, – улыбнулся я помятому отражению в зеркале.

Ромич если что и делает, то делает качественно.

Отражение выглядело печально. На вид лет от тридцати пяти до непонятности. Темные длинные волосы, забывшие о шампуне и парикмахере, неряшливо обрамляют лицо с резкими чертами. Щетина непонятной давности еще не готова перейти в статус усов и бороды. Обычно тонкие, нервно поджатые губы опухли и растрескались. Нос – корявая картофелина, смотрит влево. Из ноздри торчит пучок потемневшей ваты. Глубоко посаженые, запухшие глаза пытливо изучают обновленное лицо. Спасибо Ромичу за конспирацию. Теперь даже я сам воспринимаю отражение как нечто чуждое.