Сент-Джордж-сквер, эта большая красивая площадь, в свете яркого весеннего полудня была чудо как хороша. Гранитные фасады, украшенные полированным мрамором, так и сияли, в старинных стеклах высоких окон сверкало отраженное солнце. В центре площади раскинулся зеленый парк с живыми изгородями, цветочными клумбами, деревьями в оградках и каменными скамейками. Мощенная плитами дорожка огибала парк. Высоченные трех — и четырехэтажные дома, заключавшие площадь в квадрат, были выстроены в георгианском или палла-дианском стиле, около каждого был маленький садик с затейливо подстриженными кустарниками, дорогими голландскими тюльпанами, заморской сиренью.

Площадь была великолепна; она выглядела даже шикарнее, чем Чарити мнилось в ее девичьих мечтах. Она поглядывала на хорошо одетых людей, прогуливавшихся по дорожке вокруг парка, стараясь делать это незаметно. Зато леди Маргарет, не смущаясь, вытягивала шею, дабы разглядеть все как следует. Вулфрам же просто высунулся в окно кареты, тяжело дыша от возбуждения. Карета подкатила к великолепному дому и остановилась. Рейн, Чарити и леди Маргарет объединили усилия, дабы сдержать Вулфрама, так и рвавшегося на волю. Рейн крикнул кучеру подойти и приказал подержать зверюгу, чему кучер подчинился без особой охоты. Рейн помог выбраться из кареты Чарити, затем леди Маргарет и повел обеих дам к крыльцу.

Входные двери распахнулись перед ними словно по волшебству, и Чарити, переступая порог, испытала престранное чувство, будто ее заглатывает живое существо. На самом деле двери открыл Брокуэй, старший лакей, он же принял у Рейна шляпу и выразил радость по поводу возвращения хозяина, хотя был, очевидно, изумлен. Рейн как раз был занят тем, что представлял Чарити, новую хозяйку, когда в переднюю, так стремительно, что фалды развевались, влетел Эверсби.

— Милорд! — Дворецкий остановился, одернул жилет, стремясь придать себе достоинства, и двинулся навстречу хозяину.

— Это Эверсби, совершенно незаменимый человек, — сообщил Рейн Чарити, не дав дворецкому договорить. — А это твоя новая хозяйка, Эверсби. Виконтесса Оксли. А это ее бабушка, леди Маргарет Вильерс.

Эверсби шел через всю громадную, с потолком-куполом переднюю, не сводя глаз с поразительно хорошенькой блондинки без шляпки. У девушки было лицо ангела, а одета она была в мятое муслиновое платьице. Он низко поклонился ей, выразил искреннюю радость в связи с ее прибытием в Оксли-Хаус и только после этого продолжил:

— Я вынужден просить ваше сиятельство проявить снисходительность, но в доме ничего не приготовлено к вашему приезду. Леди Кэтрин сказала, что вы вернетесь не скоро… к тому же вся прислуга была очень занята…

— Занята? — Рейн сердито нахмурился, но заметил, что лицо дворецкого страдальчески морщится. — Что еще затеяла эта старая перечница?

— Э-э… миледи… в основном принимает гостей.

— Гостей принимает? Здесь? В моем доме?

— С визитами идут и идут, каждый день, милорд. — Эвереби поморщился. — Графиня Суинфорд, наша соседка, и сейчас здесь, с целой компанией своих приятельниц, угощаются чаем с печеньем. — И дворецкий вялым взмахом руки указал на арку с колоннами, которая вела в парадную приемную.

— Понятно. Значит, кот из дому — мыши в пляс. — Рейн схватил Чарити за руку и потащил за собой, на ходу приказав Эверсби расплатиться с кучером наемной кареты и выгрузить багаж. Он не обратил ни малейшего внимания на то, что Чарити упиралась и страшным шепотом напоминала, как ужасно она выглядит после многодневного путешествия, и только крепче сжимал ее локоть. — Ты выглядишь восхитительно, — рявкнул он наконец, без особой, впрочем, убедительности.

Что-то в его мрачном тоне так и царапнуло ее по сердцу. Тут она опомнилась и спросила:

— А кто такая леди Кэтрин?

Он молча тянул ее дальше, дотащил до входа в главную гостиную, втолкнул в дверь и только после этого ответил:

— Моя бабушка.

Чарити не успела отреагировать на эту новость и даже толком испугаться. Она стояла в дверях громадного светлого зала, при виде которого померкли все ее представления о роскоши, да и сама она показалась себе карлицей. Стены с рядами колонн были бледно-кремового цвета и украшены бордюрами, зеркалами в золоченых рамах и пейзажами в мягких тонах. В зале было два камина, по ту и другую сторону, бледно-кремового флорентийского мрамора, который прекрасно оттеняло обрамление из темно-зеленого камня змеевика. Занавеси на окнах и драпировки — это был какой-то нескончаемый поток дивно-золотого и буйство насыщенно-зеленых оттенков, повсюду была мебель полированного красного дерева, персидские ковры. Две люстры сверкали хрусталем подвесок в лучах яркого полуденного солнца.

Рейн потащил ее за собой к центру зала, туда, где вокруг чайного стола в старинных креслах восседали несколько очень нарядных дам с седыми волосами. Дамы удивленно взирали на растерзанный сюртук Рейна и растрепанную белокурую Чарити.

— Приветствую вас, дамы… и вас, леди Кэтрин. — Он произнес это таким тоном, что Чарити сразу и думать забыла о своем смущении и диком наряде и с тревогой стала вглядываться в лицо мужа. При виде стального блеска в его глазах она содрогнулась. Посмотрев в направлении его взгляда, она увидела облаченную в серое пожилую даму, сидевшую в центре кружка, и догадалась, кто она. У дамы был упрямый квадратный подбородок, как у Рейна, светло-серые глаза, прямая осанка и властный вид. И смотрела она так сердито, что, казалось, вот-вот голову тебе откусит!