Шрифт:
– Пока я не поняла, что, но одно могу сказать наверняка – ты достоин уважения и я сдаюсь на твою милость, – закончила альвийка, пропустив вопрос рыцаря мимо ушей.
– Хоть мы и молоды, но уже помахали мечами в сечах далеко не турнирных, а там… сама знаешь, промедление смерти подобно, – рыцарь поскреб оцарапанную щеку и посмотрел на пальцы, обнаружив там кровь. – Уж больно царапаться ты любишь, какая же ты лиса? – Готфрид вновь тронул щеку. – Тут впору другое прозвище брать, как тебе черная кошка?
– Не люблю кошек, остряк.
В это время из-за деревьев показался хмурый Леон. Он вел перед собой уже повязанного, последнего разбойника с опухшей щекой и синяком под глазом, совсем свежим. Видимо разбойник сопротивлялся, а Леон выпустил пар, накопившийся после битвы и найденных тел. Напарник Лисы, смотрел на девушку взглядом побитой собаки и тяжело вздохнул, видимо убедившись, что разбойничьим проделкам шайки настал конец.
– Освободилась? – поинтересовался Леон.
– Изворотливая как змея. Альвов дружище особым узлов вязать надо, иначе жди беды.
– Учту, – растеряно ответил Леон и поспешил посмотреть, как именно Готфрид связывает руки пленнице.
– А у тебя я погляжу большой опыт в связывании альвов, небось прихвостень Пасти, а? – покачав головой, заметила Чернобурка.
– Альвиек, – поправил рыцарь и уже себе под нос тихонько пропел. – Ночью в таверне можно не знать стыда… – Ничего общего с Пастью Конгломерата не имею и иметь не хочу. – не забыл добавить рыцарь.
Тут в очередной раз громыхнуло так, словно боги в своих небесных владениях опрокинули стол, до краев заполненный яствами. Его величество солнце пробило заслон туч своими копьями света и те, испуская дух, начали истекать живительной влагой. Иначе говоря – пошел дождь. Рыцари поспешили покинуть разбойничий лагерь и возвратившись к дороге, оседлали лошадей. Пленников вели сзади, а потому пришлось ехать неспеша и под проливным дождем. От пелены последнего все вокруг посерело и лишь эйдосы сновали меж деревьев как блуждающие огоньки. Неизвестно почему, но дожди всегда приводили их в восторг и духи, если конечно это были духи, похоже самым настоящим образом радовались. Возможно, прослеживалось родство с их морскими собратьями и тяга к воде, кто знает? Готфрид прятал голову под капюшоном, пытаясь спастись от дождя. Леон даже и не думал избегать его и наблюдал за эйдосами. Медузы кружили хороводами меж деревьев, подобно стае птиц в мурмации, когда вся стая двигалась согласовано, слаженно меняя форму и направление движения.
– Блондинчик, а ты что, за порогом дома никогда не бывал? Так на них смотришь словно в первый раз видишь. – обратилась Чернобурка к Леону, не понимая его живого интереса.
Леон повернулся к девушке, не сразу выбравшись на твердый берег реальности из бурного потока мыслей, несшего его в одному ему известные дали.
– Мы попали под проливной дождь, идем медленным ходом и иных занятий пока не предвидится, а посему я позволил себе извлечь наибольшую выгоду из нашего положения.
– И какую же?
– Созерцание природы и тех чудес, коими она нас поражает. Мне кажется, что духи танцуют в дожде.
– Танцуют, – ты это серьезно?
Леон кивнул.
– Ясно, романтик, стало быть. Вы двое друзья или просто знакомые?
– Друзья не разлей вода. Вон видала, как льет на нас, а мы вместе! – подметил Готфрид, улыбнувшись.
– Чудеса природы! – вдруг подал голос плененный разбойник и сплюнул. – Тудыть-растудыть, куды вы нас волочите лучше скажи?
– В Луковки.
– Вона как! В деревню значится, а за каким таким хером, уважаемые? Чтобы нас мужичье на вилы подняло иль на суку вздернуло? Нехай время тратить, порешили бы нас на месте и все. От меча хоть не позорно откинуться, даже благородно что ли. – пробурчал второй разбойник, с перевязанной рукой.
– Ну чо мамзелька, допрыгалась, а гонору-то было! – рявкнул третий разбойник, тот, что зыркал взглядом побитой собаки.
– Баба есь баба! Повелись на треп, – мол лихая разбойница с юга, все дела, с ней работа пойдет в гору, ага, как же! В коровье гузно она пошла!
– Как коротка память мортов на победы и как крепка на поражения. С этой, как ты выразился, бабой, вы совершали такие крупные налеты, о которых и мечтать не смели. Без меня, ваш удел капусту с сельских грядок воровать. – заметила Чернобурка.
– Хех, что рыцарятки-котятки, как раж прошел так уже и мечами махать расхотелось? Зачем вверять наши жизни деревенщинам, коли вы и сами в праве судить нас?
– Во-первых, вы безоружные… – начал Леон, но его тут же перебил разбойник.
– Ну так за чем дело стало? Дай мне меч и решим все один на один, уж лучше так чем в петлю!
– Хватит гундеть! – буркнул Готфрид. – Леон, раз уж я влез, позволь закончить за тебя. Не исключаю, может вас и правда вздернут, а может обойдетесь кнутом и каторжными работами. Пусть решает староста деревни, нам-то что с вами делать? Убивать пленных не пристало рыцарям, а устраивать поединок самодурство, да и не по чести это. Вам больше бы роль свинопасов, да пастухов подошла, а никак не фехтовальщиков. Оборвать жизнь легко, сложнее сохранить ее. Я просто поражаюсь вашей недалекости, вам ведь дают шанс жить, а вы… ну дурачье.
– Да если бы, жить! За убийства, дорога нам в лучшем случае в петлю, а в худшем… – разбойник замолчал, напуганный мыслями о том, как обычно казнили разбойников с большой дороги, доставившим немало хлопот местным сотникам.
Глава II
МЕДВЕЖИЙ ХУТОР
Дальнейший путь обошелся без приключений, если не считать за приключения расплывшуюся в вязкую грязь дорогу и не прекращающийся ливень. Через два часа юные эквилары добрались до Луковок, одной из местных деревень, что расположилась в низине, близь хутора нынче почившего графа. В Луковках жил Зотик, близкий друг детства Леона и Готфрида. Обычный сельский паренек, пути с которым однажды разошлись в силу занятости юных пажей службой и обучением. Зотик был чуть старше своих друзей-рыцарей, на два года и уже нажил троих ребятишек – двух мальчиков и девочку. У въезда в деревню стояла погрязшая в грязи кибитка, запряженная ездовым завром, не отличающимся скоростью, но обладающим запредельной выносливостью. Хозяин кибитки, старик в соломенной шляпе сидел внутри и праздно пережидал ливень, распивая брагу. Он помахал бутылью, приветливо встречая путников и улыбаясь беззубым ртом. Дождь застал его прямо на подъездах к деревне, и старик не стал искушать судьбу, желая отсидеться в своем укрытии.