Последним в Управление вернулся Минаев. Задание он провалил, так и не добившись встречи с футболистом, но Лев решил дать ему еще один шанс, отправив к футболисту повторно, но теперь на пару с Крячко.

– Что получается на текущий момент, – подвел он итог. – Из девяти кандидатов под подозрением остается один. Это заводчик Морозов. Еще двое, футболист и бизнесмен, – под вопросом до завтрашнего дня. Остальные условно считаются вне подозрений.

– Негусто, – протянул Крячко.

– Ничего, завтра прибывают жена и брат убитого, – «утешил» Гуров. – Если и они окажутся вне подозрений, возьмем в разработку любовницу Кадацкого Светлану. На сегодня все свободны.

Оперативники разошлись.

– Черт, к патологоанатому опаздываю! – вдруг взглянув на часы, воскликнул Лев.

– Мне с тобой? – спросил Крячко.

– Не обязательно.

– Тогда я – пас. Эти чудо-звезды выматывают до предела, – признался Стас. – Нет, Дарина-то еще ничего. Она хоть симпатичная и фигура шикарная, как говорится – все при ней. Но пить ей противопоказано. Раскисает в момент, и уже никакой красоты не остается.

– Стас, хватит время попусту тратить. Мне ехать пора, – прервал друга Лев. – Езжай домой. Завтра ты мне понадобишься.

– Аллочка на мне, я помню, – проговорил Крячко.

К патологоанатому Гуров все же успел. Застал его в комнате отдыха, поглощающим бутерброды с колбасой и малосольными огурцами.

– Привет, Филиппыч, чем порадуешь? – с порога задал он вопрос.

– С места в карьер? Даже дожевать не дашь? – то ли пошутил, то ли на полном серьезе спросил патологоанатом.

– Потом дожуешь, к тому же и аппетит нагуляешь, – отшутился Гуров.

– Ладно, пошли, торопыга. – Филиппыч встал и заковылял к холодильным камерам. – Идем со мной, показать кое-что хочу.

Дело свое Филиппыч любил, даже гордился. «Скольких подлецов с моей помощью за решетку отправили, – любил приговаривать он. – Я, почитай, побольше прокурора людей пересажал». И это было правдой. Работал Филиппыч на совесть, замечал такие вещи, на которые другие спецы и внимания бы не обратили. За это его ценили и опера, и следаки, и даже судьи.

Вот и сейчас Филиппыч не сухой отчет собирался дать, а устроить показ по всем правилам, чтобы вопросов у полковника не осталось. Полностью выдвинул труп из морозильной камеры, откинул материал и заставил Гурова вглядеться в раны.

– Смотри внимательно, – наставлял он. – Сперва на руки, затем на ноги.

– Может, сразу скажешь, что я должен увидеть? – попросил Лев.

– Нет, смотри внимательно и сам увидишь. Так будет нагляднее, – повторил Филиппыч.

Гуров смотрел минуты три, пока не понял, о чем пойдет речь.

– Вижу, Филиппыч. Характер ран на руках и ногах. Я на верном пути?

– Правильно, молодец. Значит, легче будет объяснить, – похвалил Филиппыч. – Смотри, что получается. У погибшего множественные раны по всему телу. С уверенностью могу сказать, что били бейсбольными битами и режущим оружием, чем-то вроде тесаков, которыми домохозяйки мясо на кухне рубят. С той же уверенностью и почти со стопроцентной точностью скажу, что нападавших было не меньше шести.

– Почему не меньше? – уточнил Гуров.

– Могли не все бить, – пояснил Филиппыч. – Скорее всего, для такой работы нужен организатор. Человек, который контролирует ситуацию. Странно звучит, но это так.

– А вот этот пункт требует объяснений.

– Погоди пока, с контролером после разберемся. Сперва охарактеризую вот это… – Филиппыч обвел рукой тело. – Как ты сам смог заметить, характер ран на руках и ногах отличается. Чем? На руках раны исключительно от тесаков, на ногах – от бит. В первом случае раны рваные и резаные, во втором – гематомы и переломы костей. Как нападавшим удалось так четко разграничить направленность ударов?

– Возможно, сначала били битами, а затем, когда упал, добивали тесаками, – предположил Лев.

– Неверное предположение, – Филиппыч покачал головой. – Дело в том, что убитый вообще не падал. До того момента, пока его не выбросили из окна, разумеется.

– Не понял, это как? – Удивление Гурова было неподдельным. – Хочешь сказать, Кадацкий настолько крепкий парень, что его не свалили полсотни ударов битами и тесаками?

– Восемьдесят шесть битой и более сорока тесаком, – поправил Филиппыч. – Впечатляющие цифры, верно? Но насчет крепости ты не прав, парень умер практически сразу. Скорее всего, от страха. Сердце не выдержало и трех ударов. Я бы сказал, первый удар по голове вырубил уже практически мертвое тело. Процесс остановки сердца в результате инфаркта запустил именно этот удар, но до полной остановки оно дошло, когда парень был уже без сознания. И все же он не падал. Есть предположения почему?

– Специально держали?

– Именно. Зачем? Не спрашивай, на этот вопрос ответа у меня нет. Но держали однозначно. И били одновременно по рукам и по ногам. Трое орудовали битами, и их целью были ноги. Еще минимум трое работали тесаками, здесь целью были руки и торс. Каждый удар битой – перелом. Каждый удар тесаком – до кости. Когда количество ударов дошло примерно до двадцати, из тела начали выпадать куски. Их упаковали в отдельный контейнер, ты об этом знал?

– Жуть! Просто немыслимо, кому понадобилось так изгаляться? – не сдержался Лев. – Ведь ясно же было, что он уже мертв.