Существует иная, тёмная сторона этого мира, о которой мало кто знает, а если и знает, то лучше промолчит из страха навлечь на себя неприятности. И вот там, где нет места свету, счастью и чистой любви, ты встретишь меня...
Содержит нецензурную брань.
На грани отчаяния
Из-за молочного полупрозрачного облака выглянула круглая луна, пролив свой серебристый свет на огромный особняк, затерявшийся среди деревьев, вдали от города и его мирской суеты. У опушки леса, на весьма приличном расстоянии от поместья, припаркована чёрная иномарка. Трое мужчин стояли около нее, один чуть в стороне. Перебрасываясь друг с другом короткими фразами, они глядели в сторону дома, в окнах которого не было ни единого огонька. Время давно перевалило за полночь, и сейчас дом казался абсолютно пустым. Ничто не прерывало хрупкую идиллию уединенного места. Покой и тишина, едва нарушаемая стрекотанием сверчков в низкой, густой траве и шелестом веток от легких дуновений ветерка.
– Долго, – лениво, с нотками раздражения протянул один из мужчин. – Мы уже битый час тут торчим. Сколько можно?
– Тебе не хватает терпения, мой друг, – произнес второй, поднеся к губам сигарету, затянувшись, а затем выпустив клубок сизого дыма в чистый ночной воздух. – Тем более, погляди, они уже возвращаются, стало быть, дело сделано.
И действительно, из дома с разных сторон стали появлялись люди и, собравшись в кучку и немного выждав, один из них бросил в окно какой-то предмет, и они быстро направились в их сторону, а буквально через секунду прогремел взрыв, разнесшийся по округе, спугнувший всех птиц, которые, закричав, взвились в воздух. Сыпались обломки, и яркое пламя нещадно лизало их своими языками, уничтожая какие-либо доказательства всего случившегося в эту ночь.
Тем временем, небольшая группа одетых в темную одежду людей, из пяти-шести человек, во главе которой шел парень, лет восемнадцати на вид, взобралась на пологий склон и остановилась перед мужчинами, ожидавшими их возвращения.
– Ну как? – спросил у парня тот, кто держал сигарету.
– Господин, как Вы и приказали, все чисто. Никто не выживет.
– А слуги?
– Убиты абсолютно все, вплоть до их собак.
– Ну, это вы зря, я люблю животных.
Страх промелькнул в глазах юноши.
– Простите.
– Ерунда. Уходим, – выбросив сигарету, скомандовал всей группе мужчина и, бросив последний взгляд на горящий особняк, сел в машину. Второй, который изначально был рядом, не преминул последовать его примеру, заняв место на переднем сидении. Остальные же вернулись к другим двум машинам, припаркованным в стороне от основной дороги. Практически бесшумно заработали двигатели, и иномарки быстро скрылись из виду, оставив утонувший во мраке ночи, пылающий особняк, ибо луна вновь скрылась за большим черным облаком, и с неба стали срываться первые капли дождя.
Через несколько часов, когда начало светать и небо ненадолго прояснилось, на месте дома были лишь черные головешки и сгоревшие, обугленные балки. Вовсю работали пожарные, чтобы затушить последние горящие деревья, службы спасения и полиция, которая пыталась установить причины возгорания. Толпа зевак собралась, охая и причитая. А в стороне от всей этой беснующейся массы стоял мальчик. В его изумрудных глазах отражалась эта страшная картина, а сердце неумолимо наполнялось страхом.
За окном сплошной стеной лил дождь. Монотонный звон тысячи капель, с силой бьющихся о стекло и стекающих на стальной подоконник, срываясь с высоты второго этажа здания средней школы, заглушали установленные стеклопакеты, а потому в помещении слышались лишь его слабые отголоски. В классе было относительно тихо, если не учитывать едва слышных перешёптываний между учениками и спокойного, кроткого голоса молоденькой преподавательницы, диктующей детям отрывок из маленькой жёлтой книжонки, которую она держала в руках, медленно курсируя между рядами парт. Проходя между средним рядом и рядом у окна, учительница, на мгновенье, отведя взор своих карих глаз от столбцов с иероглифами и бросив его сначала на мальчика с золотистыми вьющимися волосами, а затем на раскрытую перед ним тетрадь, в которой кроме сегодняшней даты и названия диктанта больше не было ни единой строчки, остановилась.
– Микаэль, – строго обратилась она к мальчику, – мы уже заканчиваем, а у тебя до сих пор пустые страницы, в чем дело, почему ты не пишешь?
Вздрогнув, словно вырвавшись из плена собственных размышлений, мальчик обратил на нее взгляд своих чистых синих глаз и, снова опустив его, виновато произнес:
– Простите, Ханаёри-сенсей, у меня просто голова сильно болит.
– Почему сразу не сказал? – слегка сдвинула брови Саюри и, вздохнув, произнесла, не дождавшись ответа: – раз так, иди в медпункт.
– Нет, не хочу, – отрицательно мотнул головой Мика, – я лучше посижу. Я буду писать. – Он крепче сжал в руке шариковую ручку и растерянно поглядел в свою пустую тетрадку.
– В этом уже нет необходимости, – весьма равнодушно изрекла Саюри, – оценку я тебе уже поставила. Неудовлетворительно.
И прежде чем Микаэль успел возразить или элементарно задать вопрос «почему» и «за что», преподавательница сама ответила:
– За халатность. О таких вещах необходимо предупреждать сразу, чтобы потом не сидеть и не мешать остальным.
– А разве я мешал? – сдавлено вырвалось у мальчика. Да, он не писал с остальными, но он никого и не отвлекал.
– Ты своим пренебрежительным отношением сбиваешь общий рабочий настрой, – сухо ответила девушка. – Потому я поставлю тебе оценку еще и за поведение на уроке.
По классу моментально пронесся гул насмешливого хихиканья.
– Тихо! – одернула ребят Ханаёри и, не глядя больше на мальчика, пошла дальше к своему столу, – продолжим.
Снова в классе зазвучал её спокойный голос, и ученики вновь склонились над работой.