Волна смеха унесла с собой остатки обиды, обнажив холодный камень злости. Я стиснул зубы с таким скрежетом, что Макс, находившейся ближе всех, перестал смеяться и поморщился.

– Да, ее зовут Долли! Потому что она живая! Она понимает меня! Она два раза спасла мне жизнь, ударив по коленке…

Я пытался объяснить свои чувства тем, кто лицемерно называли себя моими коллегами. А в ответ видел лишь насмешки клоунов.

– Она его по коленке ударила… Разваливается на ходу Долли… По какой дороге ты ездишь? Чтобы нам не пересечься…

Хотя клоуном для них был, конечно, я. Я, который каждому из них кричал в лицо.

– В ней больше человеческого, чем в вас вместе взятых. Она слышит меня! И отвечает через радио…

А они еще больше погружались в бездну безумного хохота. Валились на пол, держась за животы. Только Натан продолжал молча стоять, снисходительно улыбаясь.

– Натан! Ты же понимаешь меня? Ты же мне веришь?

Я искал у него поддержку, но в его глазах виднелось только безысходное сочувствие. Я увидел себя его глазами. Увидел, насколько я жалок в этих своих откровениях. Насколько нелеп в своем желании достучаться до всех, кто окружает меня. И я опустил руки. И замолчал.

– Соберись, чувак! – голос Натана был холоден, как клинок дамасской стали.

Он взял меня за плечи и как следует встряхнул. Словно тряпичную куклу.

– Перестань молоть чепуху, мой тебе совет…

Но Натан не успел договорить.

– Что тут происходит? Это что за цирк? Вы тут все в своем уме?

По коридору надвигались шаги командора, то есть шефа.

– Вы что себе позволяете? Балаган…

Виктор Николаевич шел прямиком на меня.

– Внизу какая-то рухлядь орет своей сигналкой на всю парковку. Мне сказали, нашего работника… Я поднимаюсь сюда, и что я вижу? Летер (это кстати фамилия моя), вы, значит, вместо того чтобы погрузиться в работу с головой, устраиваете тут черт-те чё!

Послышались нервные смешки.

– А ну, цыть! – рявкнул шеф.

Смех затих. Сотрудники утирали слезы и приводило себя в порядок.

– С вами, Сергей, я сейчас разберусь! Но для начала мне ответьте, чья это машина там надрывается?

Взгляды коллег обратились ко мне. А меня внезапно окутало безразличие. И в нем стало так тепло и уютно. Как под пуховой периной. А главное, спокойно. И я понимал, что это моя Долли надрывается там на парковке. Она зовет меня. А значит, она и правда меня чувствует и хочет вырвать из этого гнилого окружения. Это придало мне силы. С чувством уверенности в своей правоте я посмотрел на Натана и шепотом спросил:

– Убедился, что она живая?

Он сочувственно улыбнулся краешком губ. Я поправил галстук и обратился к боссу:

– Это моя машина!

– Ничего удивительного, должен вам признаться! – ответил Виктор Николаевич. – Вся в хозяина. Идите и разберитесь там. А потом возвращайтесь! Наш разговор еще не окончен.

Я направился к лифту. Прошел мимо начальника, не испытывая ни страха, ни стыда. Но странное чувство приближения неизбежного, его острой холодной грани, нарастало с каждым шагом. Словно струна, натянутая на пределе возможностей, готова была оборваться в любую секунду.

– И приведите себя в порядок! Вас как будто вытащили из задницы!

Я обернулся.

– Приведу.

Шеф пожал плечами в ответ на мою дерзость и ушел дальше по коридору с чувством выполненного долга. Как палач с площади после публичного аутодафе. Разве что не раскланялся напоследок.

Я стоял в ожидании лифта, обтекая на виду у всего отдела. Как я вам и обещал в самом начале моего появления в офисе, шеф-повар меня все ж таки съел. А потом выплюнул. И не один раз. И не только он. Нет, сначала, конечно, он, потом доглодал весь отдел, а потом он опять дожевал. Трижды съеденный за один день. Это перебор.

– Дзинь! – приехала микроволновка.

Я поехал вниз. К моей Долли.

И как только двери раскрылись, я побежал изо всех сил.

Она кричала и моргала фарами в окружении охраны и нескольких зевак.

– Пропустите меня! Это моя машина! Пропустите!

Как только я подошел к двери и повернул ключ в замке, машина тут же замолчала.

– Все в порядке! – сказал я и сел в автомобиль.

Зрители стали расходиться.

– Разберитесь со своей колымагой! – крикнул охранник напоследок. – Следующий раз вызовем эвакуатор!

– Хорошо! Спасибо! – ответил я, захлопывая дверь. – Ну, и что? И что ты тут устроила? Неужели тебя нельзя оставить без присмотра? Это же безобразие! Или ты меня защищала? Да? Если бы я услышал, что ты меня зовешь, ничего бы этого не было! Долли… Какой кошмар! Тупость…

И тут струна оборвалась. Та самая грань, приближение которой я ощущал каждым своим рецептором, была гранью, за которой я рухнул в истерику. Как в пропасть. Я летел и не мог остановиться.

– Сука! Сука! Сука! – колотил я по спинке пассажирского кресла. – Я опять разговариваю с машиной! Ахренеть! Лечить меня надо! Срочно! Что со мной? Что? Дурак! Дебил! Скоты! Твари!