– Она работает, очень состоятельная и старательная девочка. Петюша, всего уроков десять. Тебе, знаешь, это только полезно…

Смеется.

– Я же знаю, что тебе не хватает сейчас, и заработаешь, и взбодришься. Надо, Петюша. Будет к тебе ходить. Я уж и обещала почти. Почитаете что-нибудь, поговорите, плохо ли?

– А сколько платить будет? Мама сказала шепотом. Я широко раскрыл, глаза.

– Не те сейчас времена, чтобы нос воротить, – укорила меня мама.

До чего все-таки утомительна эта зевота. Слезы застилали мне глаза, я задерживал дыхание, но ничего не мог сделать, все зевал и зевал. Разве, разве возможно?..

Мы созвонились, и она пришла. Смело шагнула через порог и резким мужским движением протянула мне руку. Решительная, сосредоточенная, подтянутая. Только чуть развязно крутит на пальце связку автомобильных ключей. Серые волосы, карие глаза.

Карие глаза? Я зевнул. Карие глаза или серые глаза? Зевота. По-моему, серые. Или карие? Зевота. Черт знает что такое!

Я повернул голову. Кресло старика было пустым. Не было также и Мишель. Оглянулся – сзади два пустых кресла. В салоне не было уже никого. Только Мальвина обреченно пыталась собрать какие-то пакеты и свертки. Сумка то и дело соскальзывала с плеча, она останавливалась, поправляла сумку, роняла пакет, сумка соскальзывала опять, она опять роняла пакет. Я поднялся и подошел к ней.

– Могу вам чем-нибудь помочь? – Я наклонился за упавшим пакетом.

– Большое спасибо. Я совершенно простудилась в дороге. Ангина. Спасибо, спасибо.

Я выпрямился и подал ей пакет.

На шее у нее было точно такое же кашне, как у меня.