Шрифт:
Ну, вот, спустилась, наконец. Теперь – улица. Дождалась заветного зелёного человечка и засеменила маленькими шажочками. Перешла! Только устала очень. Но отдыхать некогда. Ноги разболелись. Надо на пятый этаж подняться.Тося в таком же безлифтовом доме живёт.Снова отдыхала на каждой лестничной клетке и всё боялась опоздать – вдруг Лёшка придёт, а её нет. Или вдруг не успеет к его приходу пирог испечь? У Тоси она так и осталась стоять в дверях. Некогда Верочке. Вишни насыпано доверху. Хороша вишня – тёмная, крупная, сочная. Вкусный пирог получится. Верочка очень устала. Ей бы посидеть, отдохнуть, но куда там – торопится! Опять дорогу эту ненавистную надо преодолеть. В самой её середине – неловко шагнула, споткнулась и упала на больные колени. В сторону отлетел бидон с вишней, которая рассыпалась по всей дороге. Кое-как с трудом встала, но до тротуара дойти не успела, машины уже начали своё движение. Не едут – летят! Они огибали стоящую на дороге старушку в сбившемся платке, прижимающую к груди пустой бидон. Под колёсами давилась дарёная вишня, пропадали её планы насчёт пирога, превращаясь на белых полосах перехода в страшные, словно кровавые, пятна. Было больно разбитым коленям, было очень жаль ягоду и страшно стоять в этом автомобильном водовороте. Не вишнёвые это пятна на дороге – это сердце кровоточит. Кружилась голова, казалось, что поток этих разноцветных железяк вокруг неё бесконечен. Наконец одна машина остановилась, и учтивый мужчина довёл Верочку до тротуара. Дальше сама. Без вишни, с разбитыми коленями, испачканной ягодой юбкой.
Дома села на табурет, заплакала. Глянула на часы – два часа прошло. За это время Лёшка мог приходить. Звонить она ему не умела. Училась – училась, но все эти кнопки были совершенно непонятными, в голове не умещались, она сбивалась, и в результате был уговор, что она будет только принимать звонки. Но на этот раз Верочка телефон с собой не взяла – забыла, так и остался он лежать на кухонном столе. Никто не звонил.Ничего не хотелось. Стемнело совсем. Встала, прошла в ванную, ноги помазала зелёнкой. Расстелила постель, решила лечь спать, хотя и спать не хотелось. Ещё не было девяти часов. Обычно она включала новости и смотрела их, пока не уставала, пытаясь разобраться в том, что происходит в мире. Думала о своём падении посредине страшной улицы.
Эта раздавленная вишня и несостоявшийся пирог… Так обидно за свою неловкость.Стыдно за немощность и никчёмность. Хотела приятное внуку сделать, и Олюшке пирог послала бы – она очень любит. Одно огорчение получилось. Ничего она уже не может толком сделать. Зачем жить? Наверное пора уже заснуть и не просыпаться. Не мешать никому, не путаться под ногами, не задавать одни и те же вопросы. С ней и поговорить-то не о чём. Никаких событий, никаких новостей. В чём смысл её жизни? Встаёт утром, греет чайник, что-то ест, а потом целый день ждёт… Она – как отжившая своё вещь, старая и никому ненужная.
В дверь позвонили. Кто бы это мог быть так поздно? Неужели Лёшка? Встала, зашелестела к двери. Открыла не спросив. Совсем глупая стала. Но у двери стояла соседка снизу Таня, молодая толстушка с ямочками на щеках. У неё трое сыновей. Муж ей так и сказал: будем рожать, пока девка не получится! Вот и рожает одного за другим.
– Вера Ивановна, простите, что беспокою. Мои домашние так голову задурили, что я позабыла, что должна была к вам ещё два часа назад зайти. Вы не спали?
– Нет, Танюша, не волнуйтесь, не спала. Что-то случилось?
– Вот! – Татьяна протянула полиэтиленовый пакет с красным цветком на боку. Вы, наверное, гулять выходили, а тут Лёшка ваш приходил. Он звонил, а вы не открыли.
– Что же не дождался? – вздохнула Вера.
– Очень торопился, его машина внизу ждала.
– Какая жалость… – голосом полным печали произнесла Вера.
– Когда теперь зайдёт? Ему ведь всё некогда, вечно куда-то бежит. А я глухая совсем стала, могу телефон не услышать, а сама позвонить не умею. А что это там такое в пакете? Что Лёшка на этот раз придумал? – Верочка улыбнулась, и лицо её стало светлее – Спасибо.
– Вы не переживайте, Вера Ивановна, внук сказал, что на неделе обязательно заскочит.
– Ну, вот, и хорошо, буду ждать.
Вера взяла пакет и понесла его в кухню. Развернула и ахнула. В пакете, в большом пластмассовом судочке располагался пирог с вишней. Он вкусно пах ванилью, верх его был украшен косичкой из теста. Он был очень хорош, румяный и красивый. Это Олюшка испекла, по её Вериному рецепту и косичкой украсила, как Вера делала. А Лёшка, вот, принёс. Вера глядела на пирог и улыбалась.
Подумала: «Есть смысл просыпаться…»
Неизъяснимая
Таисии, красотке и умнице, не везло. Так бывает, когда никому твоя красота и ум не нужны. Абсолютно никому. Надрывалась, как дурочка, два ВУЗа закончила, а что толку? Сидит Таисия Николаевна в институте на минималке. И никто не хочет читать её мысли и восхищаться талантами. А тот, кто может быть, и хотел, сам был ей не интересен из-за полного несовпадения взглядов.
Когда тебе тридцать, и пора вить гнездо, происходит переоценка ценностей. Стала Тоська на мужчин смотреть проще, без претензий. Но жизнь её состояла в основном из сидения дома и сидения на работе. В промежутке между этими событиями, трясясь в старом трамвае, она всматривалась в лица мужчин и понимала, что все эти варианты не её, и детей от них она заводить не хочет.
Куда идти, кому глаза строить?
Решила Таисия направить стопы в элитный спортзал и там своими стройными формами попытаться очаровать какого-нибудь атлета. Но Тоська была натуральная. А мужчины этого сегмента клевали на модных пираний, на их щётки вместо ресниц, утиные рты и футбольные мячи, которые назывались грудью. Эти молодицы были одинаковые как лягушки из одного болота.
В институте, где она трудилась, все умники давно были разобраны, и размножались, пока она училась и развивала свой потенциал. Остались дятлы.