Она что-то пробормотала, вызвав возмущение у графини:

– Святая Брегитта! Побойтесь бога, ваше величество, не забывайте о достоинстве. Ведь только вы сможете помочь спасти страну. Слушайте Калькройта, он, конечно, бывает весьма глуп, но сейчас, безусловно, прав! А Гарденберг подскажет вам, что говорить и как действовать. Ваше величество, постарайтесь ради всех нас! Соберитесь! Только на вас вся надежда…

Шарлотта знала, что герр Калькройт был прусским парламентером, а граф Гарденберг – лучшим советником и министром отца. Люди умные и достойные, но без поддержки королевы почему-то не справлялись.

– Хорошо, коли уж граф Калькройт настаивает на этом, я поеду в Тильзит и проведу эту беседу, – произнесла Луиза ровным голосом. – Только что может сделать несчастная женщина, если целые армии бессильны?! Ах, Фридрих так слаб… Он чувствует себя таким беззащитным! Бедняга даже подумывал об отречении, я с трудом отговорила его от этого безрассудного поступка.

В этот момент сбоку от Шарлотты послышался шорох. Кролику, вероятно, надоело сидеть на одном месте или, может быть, его не особо интересовала внешняя политика стран Европы. Пушистый глупышка решил размяться – прытко отталкиваясь задними лапами, он поспешил в гущу травы.

– Михель! – окликнула шепотом Лотта и ползком поспешила за беглецом.

Поэтому окончания разговора девочка не услышала, но и так ясно – маман будет встречаться с самим Бонапартом. С человеком, который страшнее, чем злобный карлик Тарампель.

Июль 1807 г., Мемель.

Шарлотта, как истинная принцесса, должна была любить рукоделие. Хм. Должна, но, честно признаться, не любила – вышивка серебряной нитью покрывала для базилики святой Марты шла весьма туго. Девочка с трудом заставляла себя сидеть на месте и старательно вышивать картину «Подношения волхвов». Волхвы, похоже, чувствовали, что ей хочется петь и танцевать, а не работать, и потому выходили кривоватые и кособокие. Исколов пальцы иголкой, Лотта отчаянно завидовала братьям – те сейчас были на репетиции парада, посвященного заключению мира. Там шум, играющий марши военный оркестр, громогласные командирские команды и ржание лошадей. Весело у них, не то, что здесь…

Фрау Вильдермет, стоя за спиной, как надзиратель (генерал фон Рюхель был прав), нынче превзошла саму себя. Она так отчаянно старалась показать рвение к работе, что это бросалось в глаза не только Лотте, но даже ее младшей сестре – крохе Александрине, которой было лишь три года.

– Вильдермет – надоеда! – категорично высказалась она и продолжила, что-то напевая, пеленать пупса.

Нянюшки оживились, приговаривая, что, мол, так вести себя нехорошо, ай-ай-ай, а Шарлотта прыснула, уткнувшись носом в волхвов.

Надзирательница жужжала о правилах поведения «настоящей принцессы», как надоедливая муха, по той лишь причине, что сегодня ее величество королева изволила посетить детскую для девочек. Луиза пришла со старухой Фос, и как раз рассказывала о своей встрече с Наполеоном.

Графиня пробормотала:

– Ваше величество, вероятно, не следует говорить о нем здесь, при их высочествах? – она взглядом показала на Шарлотту и Александрину.

Как это «не следует»? Обязательно надо говорить! Откуда тогда еще можно будет узнать об этом карлике, как не от Луизы?!

– Говорите, маман. Я полагаю, что подобные знания нам с принцессой пригодятся в будущем. Знать истину важно не только для государя, но и для его спутницы! – важно подала голос девочка и воткнула иголку прямо в нос волхву. Потом, немного поколебавшись, поинтересовалась: – Матушка, а Бонапарт действительно такой страшный, как расска зывают?

Мать улыбнулась:

– Оказалось, нет, моя дорогая. Он маленький, толстый и надменный. Да, признаюсь, я ожидала увидеть воплощение зла на земле. Тем более после того, как этот человек высказывался лично обо мне. Ранее он говорил, что я «женщина с прелестными чертами, но слабая духом». Что меня, «должно быть, мучают страшные угрызения совести за те страдания, которые я причинила своей стране». Я причинила?! Ведь я горю сердцем за несчастную Пруссию! Но, признаюсь, встретившись с Бонапартом, я поняла, что это не простой чванливый капрал. Он высокообразованный, глубокомысленный интеллектуал, человек, живущий своей великой идеей. Но, увы, только идея сия идет вразрез со всеми нашими помыслами и стремлениями. Посему Наполеон остается, как и был, первым врагом. Услужливость по отношению к даме, комплименты моему туалету, эта несчастная роза у моих ног – все это спектакль, дешевая оперетка, не играющая в судьбе нашей страны никакой роли. Увы – я не смогла повлиять на его решение, я лишь слабая женщина…

Королева прошлась по комнате, печально глядя в пространство, потом страстно продолжила:

– Лоттхен, слушай, это важно. Договор, заключенный на реке Неман, унизил Пруссию. Это соглашение поставило на колени нашу страну. Мы потеряли половину своей территории – все земли западнее Эльбы, а также польские владения. Французская оккупационная армия, эти прожорливые псы, встали на наше довольствие! Святая донна, как мы будем выплачивать контрибуцию в четыреста миллионов талеров?! Это страшно, но нам придется справиться. Самое главное – это то, что Пруссия не исчезла как страна. Россия помогла нам на переговорах. Ей выгодно, чтобы между ней и разросшейся Францией встало буферное государство. Именно таковым теперь является когда-то Великая, а теперь несчастная, Пруссия. И есть только один человек, который повлиял на эту возможность – русский император. Вся Европа смотрит на Александра Павловича с надеждой, лишь у него одного еще есть возможность избавить всех нас от Бонапарта.

Шарлотта с хитренькой улыбочкой обняла мать за талию:

– Маман, вы с таким восторгом говорите об Александре. Ведь вы влюблены в него, правда?

Королева искренне расхохоталась, а графиня, взмахнув руками, словно наседка, возмущенно закудахтала:

– Ваше высочество! Это переходит все границы! Как можно?! Ах! Ах!

– А что тут такого? – недоуменно воскликнула Лотта. – Я видела императора. Он высокий и красивый. Староватый, конечно, но тридцать лет – это не пятьдесят. Да, к тому же, он еще и герой. Отчего бы и не влюбиться в столь выдающегося воина?