Когда слезы закончились, я включил свой телефон, открыл «Сафари» и вбил в строку поиска «сценарист» и «старлетка». В анекдоте, который предположительно был придуман писателем по имени Питер Фейблман, говорится о юной старлетке, настолько тупой, что она переспала со сценаристом. Может быть, вы его знаете. Я не знал, но понял, о чем говорил мистер Харриган.

В ту ночь меня разбудил гром. Я проснулся около двух и снова с пронзительной ясностью осознал, что мистер Харриган умер, что его больше нет. Я помню, о чем тогда думал: вот я лежу у себя в кровати, а он – в могиле, в земле. На нем темно-серый костюм, который теперь будет на нем всегда. Его руки сложены на груди и так и останутся сложенными на груди, пока не превратятся в голые кости. Если гроза приближается, если сейчас будет дождь, то вода просочится под землю и намочит его гроб. Его могила не залита цементом, не накрыта бетонной крышкой; он оставил такое распоряжение в своем «предсмертном письме», как его назвала миссис Гроган. Со временем деревянная крышка гроба сгниет. Как сгниет и костюм. Айфон, сделанный в основном из пластика, продержится дольше, чем костюм или гроб, но когда-нибудь тоже исчезнет. Ничто не вечно, кроме разве что воли Божьей, но даже в тринадцать лет у меня были большие сомнения на этот счет.

Мне вдруг захотелось услышать его голос.

И я понял, что это возможно.

Это был жутковатый поступок (особенно в два часа ночи), жутковатый и даже какой-то нездоровый. Я это знал, но я знал и другое: если я все же решусь это сделать, мне удастся заснуть. Поэтому я схватил телефон, открыл список контактов и позвонил мистеру Харригану. У меня по спине пробежал холодок, когда я осознал одну простую истину, связанную с технологией сотовой связи: где-то на Ильмовом кладбище, под землей, в кармане у мертвеца, Тэмми Уайнетт запела отрывок из «Stand By Your Man».

А затем в трубке, прижатой к моему уху, раздался голос, спокойный и четкий, разве что чуть скрипучий от старости: «Я сейчас не могу подойти к телефону. Я вам перезвоню, если сочту нужным».

А вдруг он и вправду перезвонит? Вдруг он перезвонит?

Я завершил звонок еще до того, как раздался сигнал перед записью сообщения, и снова забрался под одеяло. Но потом передумал, опять вскочил и схватил телефон. Не знаю почему. На этот раз я дождался сигнала и сказал:

– Я скучаю по вам, мистер Харриган. Я вам очень благодарен за деньги, но лучше бы не было никаких денег. Лучше бы вы были живы. – Я секунду помедлил. – Может, вы мне не поверите, но это правда. Честное слово.

Затем я опять лег в постель и уснул почти сразу, как только коснулся головой подушки. В ту ночь мне не снилось вообще ничего.

Утром, только проснувшись, я первым делом включил телефон. У меня была такая привычка: начинать день с просмотра новостей в новостном приложении, чтобы убедиться, что за ночь не началась третья мировая война и нигде не случилось терактов. В то утро, на следующий день после похорон мистера Харригана, когда я включил телефон, там был красный кружок на иконке SMS. Мне пришло сообщение. Я подумал: наверное, от Билли Богана, моего друга и одноклассника, у которого была «Моторола», либо от Марджи Уошберн, у которой был «Самсунг»… хотя в последнее время Марджи мне почти ничего не писала. Наверное, Реджина похвасталась, как мы с ней целовались.

Знаете, как пишут в книгах: «у такого-то в жилах застыла кровь»? Я всегда думал, что это просто образное выражение. Но нет, так бывает на самом деле. Я точно знаю, потому что моя кровь и вправду застыла. Я сидел на кровати, потрясенно уставившись на экран своего телефона. Сообщение пришло от pirateking1.

Из кухни доносился грохот и звон. Папа пытался достать сковородку из шкафчика рядом с плитой. Он, очевидно, решил приготовить нам горячий завтрак, который старался готовить не реже раза в неделю. Я позвал его:

– Папа!

Но грохот и звон не стихали, и я услышал, как папа воскликнул в сердцах что-то вроде: Ну, вылезай уже, чертова посудина.

Он меня не услышал, и не только потому, что дверь моей комнаты была закрыта. Я сам себя почти не слышал. От сообщения, открывшегося в телефоне, у меня в жилах застыла кровь и пропал голос.

Предпоследнее сообщение в списке пришло за четыре дня до смерти мистера Харригана: Сегодня не надо поливать цветы, миссис Г уже все полила. А под ним было еще одно: К К К аа.

Оно было отправлено в 02:40.

– Папа! – крикнул я уже громче, но все равно недостаточно громко. Не знаю, когда я расплакался, еще в комнате или уже на лестнице, куда выскочил прямо в трусах и футболке с эмблемой «Гейтс-Фоллз тайгерз».

Папа стоял у плиты спиной к двери. Он все же сумел вытащить сковородку и теперь грел на ней масло. Он услышал, как я вошел, и сказал не обернувшись:

– Надеюсь, ты голоден. Я – так да.

– Папа. Папочка.

Тут он все-таки обернулся, потому что я не называл его «папочкой» уже лет пять или шесть. Он увидел, что я не одет. Увидел, что я заливаюсь слезами. Увидел, что я держу телефон в вытянутой руке. И вмиг забыл о своей сковородке.

– Крейг, что с тобой? Что случилось? Тебе приснился кошмар о похоронах?

Да, кошмар. Только он мне не приснился, и, может быть, было уже слишком поздно – он ведь был очень старым, – но, может быть, и не поздно.

– Ой, папа, – выдохнул я и зачастил, глотая слезы: – Он не умер. Он жив. По крайней мере был жив в половине третьего ночи. Надо его откопать. Надо срочно его откопать, потому что мы похоронили его живым.

Я рассказал ему все. Как я взял телефон мистера Харригана и как положил его к нему в карман после службы в церкви. Потому что он многое для него значил, объяснил я. И еще потому, что это был мой подарок ему. Я рассказал, как позвонил мистеру Харригану посреди ночи и бросил трубку, но тут же перезвонил и оставил ему сообщение на голосовую почту. Мне не нужно было показывать папе ответное текстовое сообщение, потому что он его уже видел. Рассмотрел каждую букву.