– У меня пару раз такое было, – сказал я. – Приходилось перезагружаться.

– Ага. Было много всего непонятного. А что касается твоего случая… Наверное, запись с голосом этого человека застряла где-то на сервере, как в зубах иногда застревает какой-нибудь хрящик. Такой голос-призрак. Называй его духом в машине.

– Да, но не святым духом.

– Что?

– Ничего, – сказал я.

Дин Уитмор умер на второй день пребывания в лечебном центре «Рэйвен-маунтин», роскошной клинике для богатеньких алкоголиков и наркоманов в северной части Нью-Хэмпшира (там действительно были теннисные корты, а также бассейн и поле для шаффлборда). Я узнал об этом почти сразу, потому что настроил гугл-оповещение на его имя: и на своем личном ноутбуке, и на редакционном компьютере. Причина смерти нигде не указывалась – деньги, как нам известно, диктуют, – поэтому я собрался и поехал в Мейдстон в Нью-Хэмпшире, где воспользовался своими репортерскими навыками, задал несколько вопросов и потратил некоторое количество денег мистера Харригана.

Это не заняло много времени, потому что самоубийство Уитмора было действительно необычным. Можно сказать, настолько же необычным, как смерть от удушья во время мастурбации. В «Рэйвен-маунтин» пациентов называли гостями, а не наркоманами и алкашами, и в каждой палате была своя собственная душевая. Дин Уитмор пошел в душ перед завтраком и хлебнул шампуня. Не для того, чтобы убить себя, а чтобы, так сказать, смазать дорожку. Затем он разломил надвое кусок мыла, одну половинку швырнул на пол, а вторую запихал себе в горло.

Все это мне рассказал Рэнди Сквайез, один из штатных психологов клиники, помогавший алкоголикам и наркоманам избавляться от пагубного пристрастия. Мы с ним сидели в моей «тойоте», и он то и дело прикладывался к бутылке «Уайлд тёки», купленной в счет тех пятидесяти долларов, которые дал ему я (да, от меня не укрылась ирония ситуации). Я спросил, не оставил ли Уитмор предсмертной записки.

– Кстати, оставил, – ответил Сквайез. – И очень трогательную. Почти молитву. «Отдавай всю любовь без остатка».

Мои руки покрылись гусиной кожей, но я был в рубашке с длинными рукавами. И я даже сумел улыбнуться. Я мог бы сказать ему, что это не молитва, а строчка из песни «Stand By Your Man», которую пела Тэмми Уайнетт. Но зачем это Сквайезу? Он все равно ничего бы не понял, да мне это было и не нужно. Это был наш с мистером Харриганом секрет.

На это расследование я потратил три дня. Когда я вернулся домой, папа спросил, хорошо ли прошли мои мини-каникулы. Я сказал, что отлично. Он спросил, готов ли я к возвращению в университет через пару недель. Я сказал, да. Папа внимательно посмотрел на меня и спросил, все ли у меня хорошо. Я сказал, что все хорошо, – и сам толком не понял, соврал или нет.

Отчасти я верил, что Кенни Янко погиб случайно и что Дин Уитмор покончил с собой, возможно, из чувства вины. Я пытался представить, как им обоим явился мистер Харриган и убил и того и другого, – и не мог. Если что-то такое и вправду произошло, получается, я был соучастником убийства, если не с юридической, то с нравственной точки зрения. Ведь я желал смерти Уитмору. Возможно, в глубине души я желал смерти и Кенни.

– Ты уверен? – спросил папа. Он по-прежнему смотрел на меня тем самым изучающим взглядом, который я помнил с раннего детства. Папа всегда так смотрел, когда я делал что-то не то.

– На сто процентов, – заверил я.

– Ладно. Но если тебе вдруг захочется поговорить, знай, что я всегда рядом.

Да, слава Богу, он был со мной. Но есть вещи, которые нельзя рассказать даже самому близкому человеку. Если не хочешь, чтобы тебя приняли за сумасшедшего.

Я пошел в свою комнату, открыл шкаф и взял с полки старый айфон, который отлично держал заряд. Я сам не понял, зачем его взял. Может быть, я собирался позвонить мистеру Харригану в могилу и сказать «спасибо»? И спросить у него, точно ли он пребывает в могиле, а не где-то еще? Честно говоря, я не помню, и, наверное, это не важно, потому что я ему не позвонил. Когда я включил телефон, там было сообщение от pirateking1. Я открыл его, ткнув дрожащим пальцем в экран, и прочел: ККК сТ.

Глядя на эти буквы, я вдруг подумал – раньше это не приходило мне в голову, а теперь вот пришло, почему-то только сейчас: а что, если своими звонками я держу мистера Харригана как бы в заложниках? Что, если я привязал его к этому миру, к моим земным горестям и заботам посредством айфона, который положил во внутренний карман его пиджака за пару минут до того, как закрылась крышка его гроба? Что, если те вещи, о которых я его просил, причиняют ему страдания? Может быть, даже мучения?

Хотя нет, это вряд ли, подумал я. Вспомни, что говорила миссис Гроган о Дасти Билодо. Она сказала, что когда он украл деньги у мистера Харригана, то не смог бы устроиться даже чернорабочим на ферму Дорранса Марстеллара, чтобы сгребать куриный помет. Его нигде не брали на работу. Мистер Харриган лично за этим проследил.

Да, и было еще кое-что. Она сказала, что он был честным, порядочным человеком, но не дай бог, если ты сам не таков. Был ли Дин Уитмор порядочным человеком? Нет, не был. А Кенни Янко? Уж точно нет. Так что, может быть, мистер Харриган разделался с ними с большим удовольствием. Может быть, ему даже понравилось.

– Если с ними разделался именно он, – прошептал я.

Да, именно он. В глубине души я это знал. Как знал и то, что означает его сообщение: Крейг, стоп.