Она была у Владимира Алексеевича двойная. До развала Союза – и после.

Родившись, как и Шубин в шахтерской семье, в одном с ним городе и на одной улице, с малых лет в семье Володя получал совсем иное воспитание.

Его отец – Алексей Линник, родом с Западной Украины, происходил из «заможной»* семьи, мужчины которой в годы войны добровольно вступив в ряды подполья, активно боролись с оружием в руках против Советов и в результате бесславно кончили кто в густых буковинских лесах, а кто в лагерях ГУЛАГА.

Тогда еще юному Алексею повезло.

В начале июня 41-го он приехал погостить к своей родной тетке Полине, вышедшей замуж за москаля и проживавшей в Чутино, а с началом войны и оккупации немцами Донбасса вынужден был там остаться.

С местными пацанами собирал уголь на терриконах, стрелял из рогатки и ел галок, а еще мечтал вступить в полицию, но опасался появившихся в этих краях партизан.

Когда же Красная армия освободила Луганщину и на службу стали призывать не угнанных в Германию ребят 1925-го года рождения, тетка выправила восемнадцатилетнему племяннику метрику*, по которой тому было всего шестнадцать.

Новые друзья ушли на фронт и в большинстве погибли, а Алексей был определен в трудармию и стал работать подземным слесарем в шахте.

Сразу после войны его тоже призвали (служил в оккупированной Германии), а после демобилизации вернувшись в Донбасс, тайно навестил Буковину.

Там от дальней родни узнал, что случилось с его семьей, и быстро уехал назад, от греха подальше.

Советскую власть Алексей никогда не считал своей. Так его учили родители и ксендз*. Теперь стал ненавидеть.

Но надо было строить свою жизнь при ней, что и стал делать.

Для начала выбился в стахановцы и попал на шахтную «доску почета», будучи неплохим баянистом, принимал участие в художественной самодеятельности, на людях всегда был добр и приветлив.

Затем женился на одной из местных девушек и построил напротив хаты тетки свой дом с обширной усадьбой, на которой вскоре запищали сыновья – старший Александр и младший, Володя.

Пока были малы, не неволил, а когда пошли в школу, исподволь занялся воспитанием потомков.

Рекомендовал поменьше общаться со сверстниками – они мол, быдло, научат плохому; стал прививать любовь к книгам Ивана Франка и Леси Украинки*, а также старой истории Украины, без москалей и коммунистов. Еще учил поменьше говорить, но больше слушать.

В результате, под разными предлогами, в школе, те отказались вступать в комсомол.

Ими стали перед поступлением в институт – отец желал дать молодым Линникам высшее образование. А перед этим, сначала одному, а затем другому, рассказал о своих буковинских корнях, героях – бандеровцах и дал напутствие: всегда помнить, кто они и откуда.

Потом старший закончил Харьковский авиационный институт и уехал строить самолеты в Ташкент, а Владимир на четвертом курсе Донецкого политтеха попав на практику в Москву, отыскал там своего школьного друга.

Как оказалось, отслужив срочную в погранвойсках, тот работал в КГБ, что вызвало при встрече живой интерес друга детства.

Когда же приятели чуть выпили и обстановка стала непринужденной, Володя между делом спосил, а нельзя ли и ему устроиться в «контору»? Мол, сам идейный, готовлюсь вступить в КПСС и не прочь стать бойцом невидимого фронта.

– Почему нет? – оценивающе оглядел его Виктор. – Трудно. Но можно попытаться.

И рассказал, как это сделать.

Спустя год «технарь» учился в Киевской средней школе КГБ, готовящей офицеров контрразведки. Закончив ее, получил звание «лейтенант» и должность оперуполномоченного в Управлении по Луганской области.

– Молодец, сынок, – сказал по этому поводу старый Линник. – Чую, далеко пойдешь. Но не забывай свои корни.

– Не забуду отец. Коммунистам, думаю, недолго осталось.

Вскоре Союз рухнул, Владимир продолжил службу в «нэзалэжной» Украине и теперь не скрывал своих взглядов.

Кроме того стал зарабатывать капитал, как все силовики в новом государстве. А проще – крышевать. Тем более, что обслуживал в Луганске крупное промышленное предприятие и курировал несколько райотделов отделов СБУ на периферии.

На первом, за покровительство, майор ежемесячно получал от новых хозяев – заранее оговоренные суммы; начальники вторых отстегивали куратору за лояльность, из своей доли.