В целом он неплохой человек, хороший даже, но сегодня меня все нервировало, мне было тяжело дышать от дурацкой бабочки, а еще было очень тревожно на душе, и эта тревога выливалась во внутреннее раздражение.

Говорили о том о сем и ни о чем конкретно, все было буднично, как всегда, как мы и привыкли. Как только тема меняла свое направление, прошлая сразу стиралась из памяти без следа. Я опять ушел мыслями куда-то очень далеко, погрузился в дальние дали.

Я посмотрел на него, а увидел лишь дуло дробовика, которое смотрело прямо на меня. Что происходит?

Я перевел глаза на милую и не узнал ее. Она лежала головой в тарелке, все платье было красное от крови, волосы разбросаны по столу и тоже все в крови. Ее руки были на столе, пальцы лежали в салате. За ее спиной с пистолетом стояла его жена, я посмотрел на сына. Он лежал примерно так же, костюм был весь в крови. За ним стояли два сына соседа. Я встретился взглядом с дулом, а потом и с глазами соседа, они пылали совсем не добрым огнем.

До меня дошла суть происходящего, первые несколько секунд были для меня дурным сном или непонятной картинкой, суть которой сначала непонятна, и лишь всмотревшись в нее, видишь весь ужас.

Я инстинктивно вскочил с места, стул с шумом упал за мной. Тяжело дышал, удавка еще сильнее душила меня. Лихорадочно вертя головой, я смотрел на волосы милой в крови, на сына.

Потом опять дуло, опять глаза с огоньком.

Я не сказал, я прохрипел:

– Зачем?

Раздался выстрел, меня отбросило, все погасло.

– Как думаешь, дорогая, может, нам купить новые халаты?

– Мне и эти нравятся, что это ты вдруг?

– Не знаю, меня они нервируют.

– Тебя все нервирует. Разбуди сына и пошли завтракать, твой кофе уже готов.

– Спасибо, милая.

Я встал с кровати, привычным и выверенным движением, как робот, засунул ноги в тапки и пошел в коридор. Меня почему-то мутило, и гудела голова, отдавая неприятной болью в затылке. Я постучался в дверь сына, за нею раздались звуки голоса и шуршания. Хорошо, значит, сын проснулся и дальше разберется сам. Даже стук в дверь отдался ударами молота по моему затылку.

Каждый следующий шаг по коридору и лестнице тоже отдавался неприятной болью в затылке, я напряг голову и весь как бы собрался и немного сжался, но от этого напряжения боль только усилилась. Надо было расслабиться, кофе бы мне сейчас помог.

Я сел за стол на кухне и взял в одну руку свернутую газету, а в другую – кружку с кофе. Забыв ритуально осмотреть кружку на предмет пятна, я вылил себе в горло почти весь кофе и развернул газету. Прочитал только два или три слова, боль в голове усилилась, и я отложил газету – если напрягать глаза, боль становилась сильнее. Сейчас надо расслабиться и вообще пойти полежать на диване, может, отпустит.

Спустилась милая и сразу за нею сын, он сел рядом, она принялась готовить завтрак на скорую руку, через несколько минут все было готово, и она села с нами есть. Я через силу откусил кусок тоста, движение челюстями тоже далось с болью для головы, я поморщился и положил тост обратно на тарелку. Моя семья вопросительно смотрела на меня. Я перевел взгляд с сына на любимую и обратно. Потом недовольно спросил:

– Что?

Они молча смотрели на меня, и к боле и тошноте еще прибавилась злость.

– Да что такое?

– Милый, тебе нехорошо?

– Да, мне нехорошо!

– Как мы сегодня поступим?

Мне не нравился этот разговор, особенно нервировало хождение вокруг да около и это молчаливое рассматривание меня. Я не понимал, чего от меня хотят, и спросил:

– С чем поступим?

Две пары глаз очень пристально посмотрели на меня, и если глазами можно было прожигать, сейчас на мне было бы целых четыре дыры. Я все понял.

– Милая, давай сегодня ты сама решишь, у меня адски болит голова, и еще меня тошнит, мысли в голову совсем не лезут.

– Хорошо…

Она, видимо, не ожидала такого и немного смутилась, но мое состояние, видимо, ее волновало мало. Эта ситуация все больше злила и нервировала меня.

Милая встала и пошла к холодильнику, потом принесла большой черный пластиковый ящик от фруктов и положила его на середину стола. Сынишка приподнялся и стал с интересом разглядывать, что находилось в ящике. Милая тоже рассматривала содержимое. И только я сидел на своем месте и глядел на все это, не двигаясь. Тучка прошла по лицу милой, и она села обратно за стол.