Шрифт:
–  Неужели закон в самом деле изменился?
–  сказал Ангел, с усилием отпилив зубами кусок ветчины.
–  А я думал, он не подвержен переменам. Какого же характера дело там будет разбираться? 
– Я счел за благо выбрать дело о разводе, сэр, чтобы вы не уснули под воздействием озонированного воздуха и судейского красноречия.
–  Ах так?
–  сказал Ангел.
–  Ну что ж, я готов. 
Зал суда был переполнен, они с трудом нашли свободные места, и какая-то дама тут же уселась на левое крыло Ангела.
–  Такие процессы всегда собирают много публики, - шепнул гид.
–  Не то что когда вы были здесь в девятьсот десятом году! 
Ангел огляделся по сторонам.
– Скажите, - спросил он вполголоса, - который из этих седовласых судья?
– Вон тот, в круглом паричке, сэр. А там, левее, присяжные, - добавил гид, указывая на двенадцать джентльменов, расположившихся в два ряда.
–  Каковы они в личной жизни?
–  спросил Ангел. 
–  Думаю, что отнюдь не безупречны, - улыбнулся гид.
–  Но, как вы скоро убедитесь, по их словам и поведению этого не скажешь. Это присяжные первого класса, - добавил он, - они платят подоходный налог, так что их суждения в вопросах нравственности очень и очень ценны. 
–  Лица у них умные, - сказал Ангел.
–  А где прокурор? 
–  Что вы, сэр!
–  с живостью воскликнул гид.
–  Это ведь гражданское дело. Вон истица - та, у которой глаза в трауре, а губы чуть подкрашены, в черной шляпе с эгреткой, с ниткой жемчуга и в скромном, но сшитом по моде черном костюме. 
–  Вижу, - сказал Ангел.
–  Интересная женщина. Она выиграет дело? 
– Мы это так не называем, сэр. Ибо, дело это, как вам, вероятно, известно, печального свойства: рушится семейный очаг. Постановление о разводе не доставит ей радости, так я, по крайней мере, предполагаю. Впрочем, при ее внешности, еще сомнительно, утвердит ли его Королевский проктор.
– Королевский проктор? Это еще что такое?
– А это такой небесный консерватор, по должности своей воссоединяющий тех, кого человек разлучил.
– Я что-то не понимаю, - сказал Ангел раздраженно.
– Видимо, я должен разъяснить вам, - зашептал гид, - в каком духе наше правосудие подходит к таким делам. Вы, конечно, знаете, что назначение нашего закона - карать преступника. Поэтому он требует от невиновной стороны, каковой в данном случае является эта леди, сугубой невиновности не только до того, как она получит развод, но и еще в течение шести месяцев после этого.
–  Вот как?
–  сказал Ангел.
–  А где виновная сторона? 
– Вероятно, на юге Франции, вместе с новым предметом своей привязанности. Их место - под солнцем, ее - в зале суда.
–  Вот чудеса!
–  сказал Ангел.
–  Ей так больше нравится? 
– Есть женщины, - сказал гид, - которые с удовольствием появляются где угодно, лишь бы их могли увидеть в красивой шляпе. Но большинство предпочло бы провалиться сквозь землю.
–  Эта, на мой взгляд, на редкость привлекательна, - живо отозвался Ангел.
–  Я бы не хотел, чтобы она провалилась сквозь землю. 
– Независимо от привлекательности, - продолжал гид, - они, если хотят освободиться от обидевшего их лица, принуждены выставлять свое сердце на всеобщее обозрение. Это необходимо для того, чтобы покарать обидчика.
–  Какая же кара его ожидает?
–  спросил Ангел простодушно. 
– Он получит свободу, а также право наслаждаться жизнью на солнышке со своей новой подругой до тех пор, пока не сможет вступить с нею в законный брак.
–  Для меня тут какая-то загадка, - едва слышно произнес Ангел.
–  Не это ли называется свалить с больной головы на здоровую? 
– Что вы, сэр! Закон никогда не допустит такой ошибки. Вы судите односторонне, а это не годится. Эта леди - верная, жестоко обиженная жена (будем, во всяком случае, надеяться, что так), которой наш закон обеспечивает защиту и помощь, однако в то же время она, в глазах закона, заслуживает известного порицания за то, что пожелала прибегнуть к этой защите и помощи. Ибо, хотя закон теперь чисто государственное дело и не имеет никакого отношения к церкви, он втайне все еще придерживается религиозного правила "вступил в брак - и крышка" и считает, что, какому бы небрежному или жестокому обращению ни подвергалась замужняя женщина, ей все же не следует желать свободы.
–  Ей?
–  переспросил Ангел.
–  А мужчина разве никогда не желает свободы? 
– Что вы, сэр! Очень даже часто.
Но мужчину ваш закон не считает за это достойным порицания?
В теории, может быть, и считает, но тут есть одно тонкое различие. Как вы можете убедиться, сэр, правосудие отправляют исключительно лица мужского пола, а они просто не могут не верить в божественное право мужчин на более легкую жизнь, чем у женщин; и хотя они этого не говорят, но, понятно, считают, что муж, обиженный женой, пострадал больше, чем жена, обиженная мужем.