Когда он ушел, воцарилось молчание, - оба чувствовали странную неловкость.

– Вам в какую сторону?
– спросила наконец Динни.

– В любую, по дороге с вами.

– Вы очень любезны, сэр. Я иду к тетке на Маунт-стрит, вам это подходит?

– Вполне.

– Да вы ее, наверно, помните, это мать Майкла, совершенная прелесть, величайшая мастерица алогизма, - так перескакивает с предмета на предмет, что просто дух захватывает.

Они перешли улицу и пошли по Гровенор-плейс, мимо Букингемского дворца.

– Наверно, всякий раз, - когда возвращаешься домой, кажется, что в Англии все ужасно переменилось? Простите за светскую болтовню.

– Да, в общем, да...

– Вы, видно, не очень-то "обожаете свой край родной", как принято у нас говорить?

– Он внушает мне ужас!

– Да вы уж не из тех ли, кто хочет казаться хуже, чем он есть на самом деле?

– Хуже не бывает. Спросите Майкла.

– Майкл злословить не любит.

– И Майкл и все прочие ангелы с крылышками витают в небесах.

– Неправда. Майкл прочно стоит на земле, он настоящий англичанин.

– А одно с другим не вяжется, в том-то и беда.

– Зачем бранить Англию? Вы не оригинальны.

– Я браню ее только англичанам.

– И на том спасибо. Но почему мне?

Дезерт расхохотался.

– Потому что вы такая, какой я хотел бы видеть Англию.

– "Польщена и прелестна, но еще не перезрела и совсем не растолстела!"

– Меня злит, что Англия все еще верит, будто она "соль земли".

– А разве это не так?

– Так, - к ее удивлению, ответил Дезерт, - но она не смеет этого думать.

Динни мысленно продекламировала:

Ты упрямец, братец Уилфрид, и язык твой зол,

Этим ты, - сказала дева, - лучше не хвались!

Некрасиво вечно путать потолок и пол,

Становиться так упорно головою вниз! {*}

{* Стихи даются в переводе А. Эфрон.}

но вслух она выразилась попроще:

– Если Англия все еще "соль земли", но не имеет права так думать и все же думает, у нее, по-видимому, есть чутье. Отчего вы сразу невзлюбили мистера Маскема? Тоже чутье?
– Но, поглядев на его лицо, подумала: "Я, кажется, на редкость бестактна".

– За что мне его не любить? Обычный толстокожий, - только и знает, что охотиться да ездить на скачки, у меня от таких скулы воротит со скуки.

"Что-то тут не так", - думала Динни, вглядываясь в Дезерта. Какое странное лицо! Измученное глубоким разладом с самим собой, словно злой и добрый гений пытаются выжить друг друга из его души; но глаза его все так же тревожили ее, как и тогда, в шестнадцать лет, когда с распущенными волосами она стояла рядом с ним на свадьбе Флер.

– Вы и в самом деле любите бродить по Востоку?

– На мне проклятие Исава, сына Исаака.

"В один прекрасный день, - подумала она, - я заставлю тебя сказать, за что ты проклят. Впрочем, вряд ли я еще когда-нибудь тебя увижу". И по спине у нее пробежал холодок.

– Вы знаете моего дядю Адриана? Во время войны он был на Востоке. А теперь заведует ископаемыми в музее. Вы, наверно, знакомы с Дианой Ферз. Дядя женился на ней в прошлом году.

– Я мало кого тут знаю.

– Ну, тогда нас связывает только Майкл.

– Я не верю в связи через третьих лиц. Где вы живете, мисс Черрел?

Динни усмехнулась.

– Вижу, пора вас снабдить краткой биографической справкой. С незапамятных времен семья моя владеет поместьем Кондафорд в Оксфордшире. Отец - отставной генерал, у него две дочери и единственный сын - военный, женат и скоро приедет из Судана в отпуск.

– А-а...
– протянул Дезерт и снова помрачнел.

– Мне двадцать шесть лет, я не замужем и - увы!
– бездетна. Любимое развлечение - вмешиваться в чужие дела. И сама не пойму, зачем мне это надо! В городе живу у леди Монт, на Маунт-стрит. Несмотря на деревенское воспитание, у меня дорогостоящие замашки и никаких средств, чтобы им потакать. Кажется, не лишена чувства юмора. А вы?

Дезерт улыбнулся и покачал головой.

– Хотите, я скажу за вас?
– предложила Динни.
– Вы младший сын лорда Маллиона; слишком много воевали; пишете стихи; у вас страсть к кочевой жизни, и вы враг самому себе; последнее - мое открытие и может заинтересовать нашу прессу. Ну вот мы и дошли до Маунт-стрит. Может, зайдете навестить тетю Эм?

– Спасибо, нет. Но давайте завтра вместе пообедаем, а потом сходим на утренник в театр.

– Хорошо. Где?

– У "Дюмурье". В половине второго.