И только тогда набираюсь смелости, чтобы поинтересоваться:

– Все в порядке? – Отец все еще смотрит на меня, но по его лицу ничего понять невозможно.

– Твои волосы… – Я жду продолжения фразы, но вместо этого он говорит: – Садись. Готово.

Обратив внимание на противень, вижу, что он приготовил на троих, как раньше. Я, он. И мама.

От этого мне становится больно. Впервые за долгое время в груди возникает знакомое ощущение, как будто кто-то изнутри резко толкнул меня локтем. Там, где сердце. Я закрываю глаза и дышу ртом, ожидая, когда это пройдет.

Когда я поднимаю взгляд, то замечаю, что отец уже начал есть. Словно все в порядке. А может, действительно, все в порядке, и я просто веду себя глупо. Сомневаюсь, что он вообще понимает, что произошло.

Подавив печаль, я сажусь за стол и беру с противня одну картофелину. С нее на тарелку капает соус, из сердцевины тягуче вытекает сыр с беконом. Когда я была маленькой, это было его коронное блюдо. Я просила отца приготовить его минимум дважды в неделю, несмотря на то, что выполнял он мою просьбу не чаще, чем два раза в год. Он выпекает картошку в печи, закопав ее в угли. Когда она почти готова, достает клубни, очищает их от сажи, проделывает отверстие и выскребает серединку. Потом смешивает мякоть картофеля с сыром и беконом, фарширует этой смесью клубни и затыкает отверстие. Перед подачей срезает верхнюю часть картофелин и поливает их сливочным соусом, посыпает чесноком, луком, тимьяном и эстрагоном. Картофель получается соленым, с дымком, жирным, сливочным. Он на вкус как дом, но я слишком волнуюсь, чтобы откусить кусочек, слишком боюсь того, что может всплыть на поверхность. Поэтому вместо этого я делаю глоток воды.

– Он ухаживает за тобой? Маррен Росс?

Я едва не выплевываю воду. Рен ухаживает за мной? Словно он благородный лорд, а я девица-красавица, чью руку и сердце он мечтает заполучить. Мне даже немного хочется, чтобы Рен был здесь и слышал это. Он бы умер со смеху.

С трудом мне удается сохранить невозмутимое лицо, и я отвечаю:

– Нет. Никто за мной не ухаживает. Рен просто достает бумагу, которая нужна мне для работы. По дешевке прямо с лесопилки. Он принес ее сюда, потому что я не спустилась в деревню. Понимаешь, почтовая телега прибудет в конце недели, поэтому мне нужно закончить в ближайшие пару дней.

– Хм-м-м, – недовольно тянет отец, а затем замолкает, как и всегда, стоит мне заговорить о своей работе.

Именно ради этого я о ней и упомянула.

Все началось с того, что я решила в очередной раз доказать отцу, что жизненно ему необходима, и заработать денег. Наевфуилю платят немного. И раньше в этом не было ничего страшного, так как смотрителю также полагалось немного мяса, коровьего молока и зерновых. Однако те времена давно в прошлом, как и приданое моей матери, как и доброе имя моей семьи. Я же, напротив, зарабатываю достойно. К тому же благодаря помощи Рена с бумагой беру гораздо меньше, чем писцы из города, а еще у меня прекрасный почерк, и я не стесняюсь об этом говорить. Мои услуги востребованы.

Настолько, что мне предложили работу в Терсо.

Если уж на то пошло, я решила поступить по-умному. Большинство беглецов отправляются на юг, в Инвернесс, и если кому-то вздумается искать меня, то делать это будут там. Поэтому я направлюсь на восток. Стану работать помощником писаря в церкви Святого Петра. Он готов нанять меня, даже несмотря на то, что я девочка. И вот уже четыре года я строю планы, откладываю деньги, навожу справки. Сейчас я в четырех днях от того, чтобы сказать Ормсколе: «Поцелуй меня в зад!» и уехать отсюда в лучшее место.

Прощайте, жители деревни со своими предрассудками. Пока, испорченная репутация. До свидания, угроза стать жертвой убийства.

Я не могу дождаться.

Привкуса свободы достаточно, чтобы разжечь мой аппетит, и я с удовольствием принимаюсь за ужин, проглатывая вместе с мягкой картошкой и беконом свои воспоминания.

– Так что, он вернется сюда?

Я перестаю жевать и, пока с недоумением смотрю на отца, на меня снисходит понимание. Вот почему он приготовил еду. Вот почему тут три порции. Не по привычке, а на случай, если я вернусь домой вместе с Реном. Это показуха, а не ужин. «У нас тут все в порядке, парень. Всего лишь обыкновенный отец, который заботится о своей дочери. Не хочешь ли картошечки?»

Отец считает так: если Рен заинтересован во мне, то может заметить, что у меня что-то случилось, и поэтому присматривает за мной. Парень может рассказать жителями деревни, что я, например, пропала. В конце концов, потеря одного члена семьи еще может быть списана на неосторожность, но двух – это уже слишком подозрительно.

– Он сын Лиз Росс, так ведь? – продолжает отец, так и не дождавшись моего ответа. – И, говоришь, он работает на лесопилке?

– Конечно. Где, если не там?

– Даже с его ногой?

– Но он же не ногой бумагу разрезает.

В ответ отец снова мычит. Дальше мы ужинаем в тишине, делим последнюю картофелину, словно он наготовил столько, чтобы мы смогли поесть вдосталь, а не потому что ожидали гостей.

После ужина мы возвращаемся к привычному распорядку дня, и от этого я испытываю облегчение. Я убираю со стола, а отец плавит основание свечи, чтобы установить ее на блюдце. Он делает так каждый вечер, хотя у нас есть отличные серебряные подсвечники, которые достались нам с наследством мамы, когда отец женился на ней.