Строки сложились моментально, и Григорий помотал головой, чтобы поскорее их вытряхнуть. «Натура поэтическая», – иногда, рассердившись, называл его отец, и в тяжёлом голосе плескался сарказм. Геловани, мол, – дельцы и вояки, а не какие-то там хлипкие интеллигентишки!..

Григорий, хорошо изучивший деяния своих предков, мог бы аргументированно поспорить с этим, но привычно отмалчивался. Зачем?.. Спорить с отцом – всё равно, что въезжать на полной скорости в гранитную скалу…

– Эля! – позвал он, наконец, и пошёл к камню.

Девушка обернулась с улыбкой и легко спрыгнула с камня. Подбежала, чмокнула в щёку. От неё пахло свежестью, морем и какой-то фруктовой жвачкой. Элька их обожала, и в её кармане всегда болталась упаковка какого-нибудь «Дирола со вкусом лесных ягод».

– Привет, – сказала она. – Ну как, нашли кафешку?

– Да, вроде, – ответил Григорий. – Пошли, достанем шезлонги.

Элька открыла это чудесное место ещё до переезда семьи Геловани, и моментально в него влюбилась. Позже они с Григорием устроили в дубовой роще небольшой тайник, куда сложили два завёрнутых в полиэтилен шезлонга, маленький складной столик, пляжный зонт и кое-какую посуду, чтоб не таскать всё это каждый раз через сопку. Теперь в любое время можно было уютно устроиться на берегу вдвоём или в одиночестве… Эта бухточка стала их убежищем, приютом для души. Тайным уединением для… дружеских встреч.

Григорий и Эльвира очень дружили. Родители их радовались и строили планы, и они тоже строили. Только по отдельности. Впрочем, они тоже очень любили обсуждать эти отдельные планы на свои отдельные жизни. Детская дружба так и не переросла в любовь. Хотя, надо признать, они честно попытались оправдать родительские ожидания. Пробовали целоваться, когда Гришке только исполнилось восемнадцать, а ей ещё шестнадцати не было. Долго смеялись. Невкусно было…

Потом, на всякий случай, попробовали ещё разок – перед тем, как Григорий призвался во флот. И опять что-то «не срослось», как нынче принято говорить. Не вспыхнуло, не зажглось, не утопило в клокочущем водовороте…

Потом долго разговаривали и твёрдо решили больше не пробовать. По нынешним временам они оказались чудовищными, архаичными пережитками, потому что ждали Любви.

Именно такой – Любви с Большой Буквы…

Дураки, одним словом.

Элька стряхнула мусор с сиденья и забралась на шезлонг с ногами, скинув шлёпанцы. Григорий сделал то же самое. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

Вечерело, по спокойному мелкому заливу жидким золотом растекалось закатное солнце. Лёгкий тёплый бриз ласково прикасался к их лицам, словно нежными любящими руками. Григорий загадочно улыбался и молчал. В конце концов, Эльвира не выдержала и расхохоталась.

– Ну ладно, ладно, ты меня перемолчал, сдаюсь! Давай, вываливай, что там у тебя!..

– Догадайся, – лукаво склонил голову Григорий.

– Гришка, мне затемно надо вернуться. Я ведь утекла, никого не предупредив, и телефон не взяла, как и ты. Так что давай, переходи к сути, окей?

Григорий деланно вздохнул, взгляд его устремился в розовеющие небеса. И вдруг соскочил с шезлонга, широко распахнул руки. Лицо его сияло.

Эльвира какое-то время таращилась непонимающе, с нарастающим раздражением. Вот, выкобенивается тут не пойми зачем, а ей пора бежать!.. А то Лолка, зараза, матери донесёт, что сестра, на ночь глядя, куда-то смылась и телефон не взяла! И что тогда будет, даже подумать стра…

И тут вдруг защемило сердце, словно туда невесть как залетел осколок стекла.

Эльвира медленно поднялась, прижимая к груди тонкие руки. Осознание случившегося вползало в её голову и душу медленно, словно толчками, в такт сбившемуся пульсу.

– Ты … встретил… ЕЁ? – недоверчиво выговорила она плохо слушающимися губами.

Григорий только кивнул, и в его лучащихся тёмных глазах она без труда прочитала ответ.

Ошеломляющий ответ…

– Элька, – вдруг опомнился Григорий. – Ты чего?.. На тебе лица нет!.. – он осторожно отцепил её руки от ворота блузки. – Ты что? – испуганно пробормотал он. – Ты… ты не… Эля, да скажи уже что-нибудь!

– Я не! – мрачно буркнула Эльвира и высвободила руки. – Я в тебя не влюблена, если ты об этом, эгоистичный хмырь!

Григорий какое-то время потерянно таращился на неё, потом весело и облегчённо фыркнул и плюхнулся обратно в шезлонг.

– О, женщины, вам имя – вероломство, прав старина Шекспир… Вот уж от тебя не ожидал такой реакции! Ты что, не рада?.. Мы же договаривались когда-то, что скажем друг другу первыми, забыла?

Эльвира медленно опустилась в своё кресло. Глубоко вздохнула и подтянула ноги к подбородку. Это была её излюбленная поза, за которую её постоянно гоняла мать.

– Наверное, рада… – она уткнулась лбом в колени и тяжко вздохнула. – Просто… неожиданно так. Просто… вот всё и закончилось, так ведь?

– Что закончилось? – удивился Григорий. – Что за вселенская скорбь?..

– Не знаю… – Она печально улыбнулась и зябко обхватила себя руками, хотя было очень тепло. – Наша юность, наверное, закончилась… Ведь мы оба так ждали, что наступит время, и кто-то из нас прибежит вот так к другому, с сияющими глазами, и скажет: «Я встретил! Свершилось!» и мы бросимся друг другу на шею от счастья.