Третьяк: Да. Бывает, возьмешь трудную шайбу («мертвую», как у нас говорят), и у тебя прямо мурашки по коже. Взял! Это непередаваемое ощущение. Я отношусь к числу тех вратарей, которые гордятся не только числом пойманных шайб, но и тем, как они были пойманы. Но здесь же хочу заметить, что чаще я все же бываю недоволен своими действиями. Да это и плохо, когда человек все время собой любуется…

Психолог: Вас расслабляют или, напротив, мобилизуют неудачи, если они случаются в первые минуты игры?

Третьяк: Если гол мне забит в начале матча, то вновь настраиваться, конечно, очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем после гола, скажем, пропущенного на 20-й минуте. Получаешь весьма ощутимую психологическую травму. Нападающие это знают и всегда стараются забросить шайбу в первые секунды. «Прощупать» вратаря, как говорится. Что требуется от голкипера в такой момент? Не потерять уверенности в своих силах – это главное. Отвлечься от нежелательной ситуации, не думать о ней. Славится тот вратарь, который и после пропущенной шайбы находит в себе силы сыграть так, словно ничего не случилось.

Психолог: Бы играете в маске. Суживает ли она объем зрительной информации?

Третьяк: Я этого не замечаю. Я настолько привык к маске, что она мне нисколько не мешает. Даже по улице мог бы ходить в маске совершенно спокойно.

Психолог: Можете ли вы передать какие-либо тонкости рефлекторных ощущений, специфических для вратаря?

Третьяк: У вратаря очень много рефлексов, основанных на одном общем побуждении: не пропустить шайбу. Даже если, будучи на льду, голкипер случайно снимет перчатку, а в это время в ворота бросят шайбу, он станет ее ловить голой рукой. Это рефлекс. Неосознанное, но прочно закрепленное в сознании движение. Словно срабатывают какие-то глубинные механизмы мозга. Бывает, что шайбу изо всех сил бросают в ворота метров с четырех. Никакое сознание, никакая просто реакция здесь уже помочь не может. Нужна реакция выработанная, направленная, что ли… Рука сама, автоматически, пошла на перехват шайбы. Если же ты вначале подумаешь, как отбить шайбу да чем ее отбить, то безнадежно опоздаешь – к моменту принятия решения гол будет уже забит.

Темп игры в хоккей сейчас настолько возрос, что невольно становишься «телепатом»: иногда уже и видеть бывает некогда, важно предвидеть. Мы учимся читать мысли. Правильно прочитал – выиграл, неправильно – проиграл.

Психолог: Какие бы вы могли назвать стимулы, формирующие и поддерживающие активность на всем протяжении тренировочных сборов и игр?

Третьяк: Приятно, не скрою, получать призы и награды за добытую в борьбе победу. Не последнее место занимает и признание зрителей.

Была у меня и еще одна встреча с психологом – о ней лучше бы и не вспоминать. Произошло это лет восемь назад, незадолго до начала турнира на приз «Известий». Психолог приехал к нам на базу в Новогорск, где готовилась сборная СССР.

– Кого научить правильно настраиваться на трудную игру? – спросил он.

– Третьяка, Владика, – в один голос предложили ребята. – Он – последняя линия нашей обороны. Ему ошибаться нельзя.

И вот у нас начались занятия с психологом. Я уже не помню всех упражнений, которым он меня обучал. Суть большинства из них сводилась к самовнушению. Мне приходилось подолгу стоять перед зеркалом и твердить себе: «Я самый лучший вратарь. Мне легко взять любую шайбу. Мои ворота непробиваемы». Человек я исполнительный, и вот, пока мои товарищи в свободное время играли в теннис, смотрели телевизор, я, закрывшись в ванной, перед зеркалом внушал себе идею собственной сверхнадежности.

На утренней тренировке в день матча я действительно удивил всех чрезвычайно четкой игрой и собранностью, отражал большинство летящих в ворота шайб. А потом был матч. Ответственный, с командой ЧССР. И знаете, что произошло? Я пропустил семь шайб. Семь! Такое редко со мной случалось.

…С тех пор надеюсь только на самого себя.

Самый неудачный период в истории нашего хоккея за последние два десятилетия? Конечно, это 1976 и 1977 годы. Второе место на чемпионате мира в Польше, третье – на чемпионате мира в Австрии, неудача в первом розыгрыше Кубка Канады. Счастье будто отвернулось тогда от пашей команды.

В начале апреля 1976 года мы прилетели в Варшаву. Отсюда до города Катовицы, где должен был состояться мировой чемпионат, предстояло добираться на автобусе. Путь неблизкий – четыре с половиной часа езды. На душе у меня было не очень спокойно. Я перебирал в памяти подробности наших последних матчей: в Швеции мы две встречи проиграли, одну свели вничью и только один матч выиграли. В Москве армейцы, по-прежнему составлявшие костяк сборной, вничью закончили матч с «Динамо» и уступили «Крыльям Советов». Результат, согласитесь, не слишком радостный. Беспокоило меня и то, что наши тренеры не включили в состав Петрова, а первая тройка, замени в пей любого хоккеиста, теряет в силе – я уже говорил об этом.

Но вот наконец автобус затормозил у отеля, и я расстался со своими грустными мыслями. Гостеприимные хозяева встречали нас букетами алых гвоздик.

…В Польше я впервые побывал 15-летним мальчишкой – на международном турнире в составе сборной Москвы. Бронислав Сомович был первым вратарем, а я – вторым. 1967 год… Дворец спорта в Катовицах тогда еще только строился, и трудно было угадать в нем будущее чудо архитектуры. Мы играли на стареньком деревянном стадионе. Вообще, откровенно говоря, тогда Катовицы не произвели на меня особенного впечатления. А теперь столицу Силезии было не узнать. Красивые современные улицы блестят чистотой. Много скверов и парков. Кругом – радушные, улыбающиеся люди. А какой Дворец спорта! Можно только позавидовать. Похожий на гигантское «летающее блюдце», вместительный, светлый, удобный, «Сподек» одинаково радует и зрителей, и игроков. Кстати, и лед в «Сподеке» заливают превосходный. Участникам чемпионата мира были созданы все условия для полноценных тренировок, интересного отдыха.