Шрифт:
5 августа 1876 года. Определен в приставы четвертого Спасской, Нарвской частей Санкт-Петербургской полиции.
18 июня 1878 года. Переведен на должность дознавателя.
24 января 1886 года. Был представлен генерал-губернатору обер-полицмейстером. Характеризовался как "особо полезный". Проявил особенную энергию в раскрытии виновных в девятнадцати выдающихся делах", например, о краже из почтамта 180 тысяч рублей.
22 августа 1888 года. В награду усердного и беспорочного прослужения, в воздаяние отличного и ревностного исполнения служебных обязанностей во время арестования важных преступников, при чем подвергал жизнь свою опасности Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Святого Владимира 4 степени.
Взыскания: таковых не имеется.
Нахождение под судом: такого не имеется.
Походы против неприятеля: не участвовал.
Холост или женат: женат на дочери полковника Николая Спиридонова девице Александре Николаевне. Имеет пять дочерей: Анна, родившейся 1867 года, Елизавета, родившейся 1868 года, Анастасия, родившейся 1870 года, Наталия, родившейся 1872 года, Евдокия, родившейся 1879 года.
Дети: Анна, Елизавета и Наталия замужем. Дочери Анастасия и Евдокия находятся при отце.
Жена и дети православного вероисповедания.
Заключение: к продолжению статской службы способен и повышения чином достоин.
В гимназии
Анхен со счастливой улыбкой неслась по набережной, что не подобает благовоспитанной барышне – мимо мостов, мимо круглых тумб со старыми афишами, мимо стройных рядов домов с колоннами и без оных, притёршихся друг к другу. Сердце в груди бешено колотилось: Анна Ростоцкая – полицейский художник!
– Радостная весть, Мари! – вместо приветствия заявила она сестре, зайдя по пути в женскую гимназию, ту самую, где они когда-то учились.
– Отдышись. Ты что же это, бежала? Анхен, это не подобает благовоспитанной барышне, – всё-таки укорила её учительница чистописания.
Мари уже закончила урок и наводила порядок в классе.
– Не суть. Взяли они меня! Взяли! Приняли на должность, – воскликнула Анхен, помогая собирать аспидные доски с губками со столов учениц.
– На какую ещё должность? Толком говори, – потребовала Мари, вытирая с доски.
– Буду работать я в сыскной полиции! – глаза её сияли торжеством.
– Взяли?! Не может быть! – сестра даже обернулась, перестав вытирать доску.
В коридоре послышался топот, затем стук, гул, крики. Кто это шумит? Занятия закончились, и воспитанницы покинули учебный корпус.
– Я тебя, паскуда, живьём закопаю, сгною, изничтожу! Ты у меня вылетишь отсюда с волчьим билетом!
Господин Колбинский, теперь уже директор гимназии, басил на весь этаж, не стесняясь в выражениях.
– Ты всё неправильно понял! – взвизгивал тонкий женский голосок.
– Да ничего не было. Вам показалось, – бубнил баритон.
– Да пошли вы, оба! К херам собачьим!
Мари покраснела и закрыла уши ладонями. Анхен приоткрыла дверь, пытаясь выглянуть в коридор. Сестра её остановила – это неприлично! Гул голосов троицы покатился дальше по коридору, и когда уже со двора послышалась всё та же ругань, Анхен не выдержала и выглянула в окно. Директор, сильно располневший с той поры, когда они сами были гимназистками, стоял у брички в съехавшей набок шляпе, размахивая тростью с серебряной рукоятью в виде ушастого зайца – Анхен не раз её рисовала, вещица была редкой, ручной работы известного мастера, и нравилась Ростоцкой.
– Убирайся из моего дома! Чтобы ноги твоей… Чтобы духа твоего… Тварь! Змея подколодная! – кричал господин Колбинский, ритмично работая тростью в подтверждении своих слов.
– Одумайся. Люди слышат, – увещевала его супруга, а это была именно она.
И правда – в отдалении застыл дворник с метлой в руках, кухарка выливала помои, да так и остановилась с лоханью, уперев руку в бок – загляделась, не часто такое случается, щуплый мужик с окладистой бородой тоже заслушался.
– Пусть слышат, – спокойнее сказал господин Колбинский, сел в бричку и хлестнул лошадь, совершенно неповинную в его несчастиях.
Директор укатил восвояси. Ольга Колбинская постояла немного, посмотрела в след уезжающему мужу и вернулась в здание гимназии.
– Промеж них случилось что? – спросила Анхен сестру.
– Откуда я могу сие знать? – ответила вопросом на вопрос Мари, пожав плечами. – Милые бранятся, только тешатся.
Но она всё же сбегала к Ольге – они дружили, вернулась, ничего не объяснила, бросила Анхен короткое:
– Пойдём.
Сестры вышли из гимназии и отправились не спеша домой. День стоял погожий, дела закончены, хотелось прогулки и сладостей. Шли вдоль пассажирской конно-железной дороги, вдоль цветочных ларьков, вдоль сквера, где Анхен присела и нащипала травы в специально заготовленный мешочек, вдоль магазинов готового платья с кокетливыми вывесками. Брички, выезды, извозчики, крестьянские телеги – ух! какое же движение в Российской столице, голова идёт кругом.