Шрифт:
Несмотря на рабочее время сидячие места были почти все заняты, но он знал, что это где-то до Истры, а после вагон заметно освободится, а уж до Шаховской поезд доберётся почти пустым. Местечко у окна однако нашлось, и Жора уселся поудобнее, достав из сумки наугад одну из книжек приготовился убивать время за чтением боевика. Но книжка отчего-то не читалась, сюжет ускользал, и мысли постоянно отвлекались на что-то другое.
Вздохнув, он убрал томик обратно в сумку, и стал смотреть в грязноватое вагонное окно на мелькающие околомосковские ландшафты – серые унылые дома, заборы, опять заборы, полуразрушенные строения. Город с его проблемами и вечной суматохой постепенно, минута за минутой, оставался где-то позади, в прошлом. Ритмично стучали колёса на стыках, электричка ненадолго останавливалась на остановках, шипели двери выпуская и впуская народ. Георгий всё смотрел и смотрел в окошко и, как только сумерки потихоньку стали накрывать заоконные пейзажи, он сам не заметил, как задремал.
Ба-бах! – с грохотом разъехались дальние от Жоры вагонные двери, впуская очередных пассажиров из тамбура внутрь вагона. Это была громогласная шумная мужская компания, видимо в крепком подпитии.
Георгий вынырнул из дрёмы сразу, будто и не спал. К входящим он сидел спиной, но моментально насторожился – слишком развязно-громко и агрессивно они себя вели. Да и интуиция, вкупе с развитым чувством опасности, его никогда не подводили. К тому же у компании явно имелись все признаки наступления фазы"…чё ты мне сказал?", когда определённую категорию людей прямо-таки тянет на различные приключения.
Оборачиваться он не стал, и без особого успеха попытался разглядеть что-нибудь у себя за спиной в отражении тёмного вагонного окна. Женщина, сидевшая лицом к Жоре торопливо встала, схватила две свои битком набитые сумки и поспешно вышла в тамбур, видимо не желая испытывать судьбу. Жора заметил, как она встревожено-опасливо обернулась, прежде чем открыть межвагонную дверь и перейти в соседний вагон. По диагонали от Георгия через проход сидел у окна пожилой, лет семидесяти с гаком мужчина с белоснежными кустистыми бровями и аккуратной белой бородкой. В комплекте к бородке прилагались седые пышные усы и чудная чёрная беретка с пимпочкой, напяленная на белоснежную же шевелюру. Он был одет в видавшую виды геологическую куртку-брезентуху с капюшоном, «хемингуэевский», с воротником под горло свитер грубой вязки, и в потёртые джинсы. У ног мужчины стоял внушительных размеров рюкзак, даже не рюкзак, а вещмешок с завязанной лямками горловиной. Словом, ему не хватало только надписи на груди – "еду на дачу". Старик внимательно всмотрелся в не спеша приближающуюся гопкомпанию, затем торопливо развязал свой вещмешок, извлёк оттуда армейскую фляжку в потёртом брезентовом чехле и стал принимать какие-то таблетки, запивая их водой.
– Сердечник наверно – сочувственно подумал Георгий, и подобрал под себя ноги, готовясь резко вскочить в случае необходимости, одновременно убрав с колен свою полиэтиленовую сумку. Он не испытывал ровно никакого волнения от возможной приближающейся опасности, а немногочисленные пассажиры тем временем быстренько покидали вагон, не желая рисковать.
Тут надо отметить одну интересную особенность Жориного организма – по каким-то причинам природа то ли обделила, то ли наградила его полным отсутствием обычной человеческой реакции на стресс. Так, когда у нормального человека при появлении опасности резко увеличивается частота дыхания, пульс и кровяное давление – и всё это благодаря адреналину, который впрыскивают надпочечники, – у Жоры не происходит ровно никаких изменений. Пушкинская фраза: "Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…" не имела с организмом Георгия ничего общего. Даже в самых сложных и тяжёлых ситуациях в Афгане он никогда не терял головы. От волнения, возбуждения или страха у него никогда не тряслись руки и не сбивалось дыхание. Это качество не раз выручало его с товарищами из самых пиковых положений. Абсолютно хладнокровно и спокойно он оценивал ситуацию, и, без лишних эмоций, не спеша выбирал самое верное решение.
Также спокойно и академично он сначала закончил юношескую планерную школу при ДОСААФ, а потом перед армией в аэроклубе освоил спортивный «Як», исповедуя старую лётную истину: "…в авиации надо делать всё быстро, медленными движениями, и без перерывов между ними".
Благодаря этой своей особенности он очень неплохо стрелял, особенно на дальние дистанции, и по этой же причине с треском вылетел из секции бокса, в которую решил записаться в девятом классе.
Напутствие тренера было кратким: "Иди, паренёк, домой. Физические кондиции шикарные, а вот хорошей спортивной злости у тебя нет ни капли. А без неё нет и настоящей воли к победе, будешь вечно вторым". Тогда Жора и подался в аэроклуб, о чём впоследствии совершенно не жалел.
Тем временем вошедшая компания не пожелала сесть на свободные места, а отпуская матерные комментарии миновала Жорину скамейку, проходя дальше по вагону. Он внимательно их разглядел – пятёрка крепких ребят от 20 до 25 лет, стрижки ёжиком, обычная униформа шпаны – спортивные костюмы типа «Адидас», короткие кожаные куртки, кроссовки. Эта компания как-то сразу заполнила весь проход в середине вагона.
К немалому Жориному удивлению они безразлично скользнули по нему взглядами и почему-то сразу привязались к старику в беретке, почти закрыв его от Жоры своими спинами.
– Глянь, Лёха, что за панама у деда! – начал один, выглядевший постарше остальных, видимо вожак этой шайки, поставив правую ногу на край вагонной скамейки.
– И «сидор» у него под стать кепке – подхватил другой, а третий дурашливо запел – …а что у вас, ребята, в рюкзаках? – и присел напротив, по-хозяйски схватив мешок за лямки и пытаясь поднять его с пола.
– Не лапай – неожиданно низким густым баритоном сказал мужчина, не давая парню поднять мешок, придержав его рукой.
– Ты чё, пингвин старый, рамсы попутал? – ощерился на него тот, от неожиданности, а может и от испуга отпустив лямки.
– М-да, вечер явно перестаёт быть томным – подумал Жора. – Пять человек, ерунда, хотя, вроде как и не очень-то они и пьяные, больше дури. Но и молчать в тряпочку не наш метод – окончательно решил Ларионцев и довольно громко сказал:
– Ну, что орлы, приключений ищем или ночлега в камере?
Вся компания дружно обернулась к нему, с интересом изучая новое действующее лицо.
– Однако, братва, у нас тут герой нашёлся, защитник слабых и обездоленных, мать его… – высказался самый старший, не выдвигаясь, впрочем, на передний план. А Жоре-то именно это было очень желательно, поскольку по своему опыту он знал, что первым вырубать нужно именно лидера.