— Так какую женщину тебе описал Виктор? — хмуро спросил Самойлов.

— Понимаете, — стала объяснять Людочка, — Таисия Андреевна — брюнетка, и я предложила Виктору Гавриловичу духи, которые подошли бы именно ей.

— Так! А он что?

— Он спросил меня, какие духи могли бы подойти блондинке, — Людочка опустила глаза, — и мне показалось, что речь идет о вашей жене.

— Почему ты решила, что он покупал духи для Полины?

— Я же говорю, мне так показалось. Интуитивно. Не станет же он говорить этого в открытую!

— Люда, мало ли на свете блондинок?! И потом, тебе не кажется, что все это — не твоего ума дело?

— Хорошо, я не буду больше вас беспокоить, — обиженно сказала Людочка. — Мое дело — доложить, Борис Алексеевич. Вы же сами просили сообщать вам подозрительные факты.

Людочка картинно отвернулась, но Самойлов, уходя в кабинет, вновь задержался на пороге.

— Людочка, а как назывались духи, которые ты купила для Виктора?

— «Клима». Коробочка такая квадратная, голубенькая. Вот такая вот, — Людочка показала руками размер коробки. Самойлов задумался и помрачнел.

— Не обижайся, Людочка. Ты помогла мне. Я попросил бы тебя и впредь сообщать все, достойное моего внимания. Договорились?

— Конечно, Борис Алексеевич. Я — ваши глаза и уши.

Самойлов не знал, помогут ли ему эти лишние глаза и уши.

Буравин знал, что у крепости он может встретить Полину, потому что она снова ходила на работу.

— Я почему-то чувствовала, что ты придешь, — это первое, что сказала ему Полина.

— Да вот, шел мимо, решил занести тебе кое-что. Не знаю, правда, понравится ли… — Буравин протянул ей коробочку с духами.

— Мои любимые. Откуда ты узнал?

Буравин улыбнулся и пожал плечами. Ну не рассказывать же, как было на самом деле!

— Догадался.

Полина отнеслась к духам ностальгически.

— Всю жизнь обожаю этот запах. Это были мои первые французские духи… За ними стояли такие очереди…

Она открыла флакон и подушилась.

— Ну вот… Как будто опять молодая!

— Ты и сейчас молодая, Полина, — убежденно сказал Буравин.

— Прекрати, Витя. Молодость прошла, остались только воспоминания, — сказала Полина, желая, чтобы Буравин возразил. И он возразил:

— Неправда. У нас еще все впереди!

— Тогда, двадцать… неважно, сколько лет назад, у всех было в общем-то одно и то же. И сапоги одинаковые, и духи… Смешные были времена. Хоть и бедные, а веселые.

— И настоящие, — почему-то добавил Буравин.

— А сейчас что, не настоящие?

— И сейчас, наверное, тоже. Но тогда все было как-то искреннее, честнее, что ли. Может, это сейчас так кажется? — предположил Буравин.

— Тогда мы могли любить открыто, чисто, беззаветно. Наивно, если хочешь, — продолжала вспоминать Полина. — Потому что впервые.

— У некоторых это впервые растянулось на всю жизнь… — в голосе Буравина звучало отчаяние.

— Что не помешало им жениться на других, завести с ними детей… — напомнила Полина.

— Да, но только для того, чтобы спустя столько лет понять, что это было ошибкой, — завершил ее фразу Бурав ин.

— Нельзя считать всю свою жизнь ошибкой, Витя.

— А моя и твоя жизнь еще не окончены, Поля. Все ошибки еще можно исправить, — Буравин нежно обнял Полину.

— Подожди, Витя. Это, ей-богу, ни к чему, — Полина отстранилась.

— Тебе не кажется, что мы и так ждем слишком долго? Я же вижу, что ты сама этого хочешь! — сказал Буравин.

— Даже если и так. Все равно сейчас не врем ворошить прошлое. Прости, Витя, я не готова…

— То есть ты говоришь мне «нет»? — расшифровал ее ответ Буравин.

— Я не говорю тебе «да», Витя, — туманно сказала Полина.

— А это не одно и то же?

— Думай, как хочешь.

— Ну что ж. Ты сделала свой выбор. Правильный он или нет — не мне решать, и я его принимаю.

— Как когда-то я приняла твой, — вздохнула Полина. Прошлое снова вмешивалось в их настоящее.

— Что ж, история повторяется. Надеюсь, что третий ее виток займет меньше, чем двадцать лет, — завершил беседу Буравин.

— Катенька, завтрак готов. Иди кушать, дочка, — позвала Катю Таисия.

— Спасибо, я не хочу. — Катя сидела и тупо смотрела в телевизор.

— Почему? Я поджарила твои любимые тосты.

— Ешь их сама, я же сказала, что не хочу.

— Что с тобой, Катя? Ты не заболела? — заволновалась Таисия.