Растягивая слова, Германов отрешенно напевал, не замечая ничего вокруг. Он расчетливо прикидывал, как лучше пойти и не замечал, что партнер, едва доктор запел, уставился на него и смотрел не отрываясь, морща лоб, точно мучительно силился вспомнить что-то.

Город плавно погружался в летний вечер - улицы, площади, дома и парки; Киев окунулся в сумерки, будто в тихую мутную воду. На открытом пространстве еще длился день, в глубине парка воздух заметно густел, словно деревья источали светлую прозрачную мглу.

Германов сделал ход, оторвал взгляд от доски и молча глядел по сторонам, поглядывая украдкой на партнера. Уставясь в доску, тот напевал арию, иногда просто мычал без слов, замолкая и переводя дух.

– Я смотрю, вы тоже любите оперу, - с усмешкой заметил Германов.

– С чего вы взяли?
– вперясь в доску, старик сосредоточенно обдумывал ход.
– Сроду не любил.

– Как же... Арию поете...

– А-а...
– кинул понятливо старик.
– Только одну и знаю. В уши въелась.

– Я ее тоже наслушался. Ночи напролет слушал, - сказал доктор.

Старик оторвал глаза от доски, внимательно глянул партнеру в лицо и похоже, ждал продолжения.

– Под эту арию допросы вели, - объяснил доктор.

– Откуда вы знаете?
– сдержанно и с непонятным холодом поинтересовался старик.

– Сам слышал, - ответил доктор.

Партнер смотрел, прищурясь, озабоченно морщил лоб и напрягался в сильном и явном желании вспомнить что-то.

– Служил там или сидел?
– спросил он с легкой усмешкой и как-то свысока, словно знал что-то, но до поры до времени скрывал.

– Служить я там никак не мог. Сидел, конечно, - ответил Германов.

– И за что?
– снисходительно, но высокомерно поинтересовался старик.

– Как за что? Странный вопрос... Разве нужна причина? Взяли и все, пожал плечами доктор.

– Без причины?
– едко глянул партнер и показал всем видом, что такого случиться никак не могло.

– Без причины, - подтвердил Германов.
– Зачем им причина?

– Ну-у, это все говорят!
– отмахнулся партнер и заявил решительно. Должна быть причина!
– лицо его исказилось от непонятной досады.

– Не было причины! Не было!
– повысил голос доктор, чувствуя, как его разбирает злость.

– Да-да-да!
– презрительно передразнил его старик.
– С чужого голоса поешь. Ошибки случались, но таких отпускали. Разбирались и отпускали.

– Отпускали?!
– желчно усмехнулся доктор.
– И многих отпустили?

– Многих. Ты ведь живой!

– Ах, извините! Виноват! Простите, что не оправдал ваших надежд! поерничал Германов, раздосадованный всерьез и чувствуя, что теряет над собой власть.

– Живой, живой!..
– талдычил старик и морщился брезгливо - мол, живой, а туда же.

Они забыли об игре, фигуры сиротливо стояли на доске, и уже понятно было, что доиграть не удастся.

– Это, конечно, с моей стороны некрасиво - то, что я живой, но ей-Богу...
– начал Германов, однако старик его перебил:

– Нет, почему?! Почему живой?!
– настаивал он, кривляясь и гримасничая, так, что зубной протез у него во рту ерзал, обнажая десны.

– Повезло, - насмешливо развел руками доктор.
– Следователь такой попался.

– Какой такой?!
– старик навострился, нацелился глазами, впился взглядом в собеседника.
– Добрый?

– Таких там не держали, - улыбнулся доктор.
– Нет, глупый.

– Не было там глупых!
– протестующе замахал указательным пальцем старик и добавил металла в голос.
– Не прикидывайся! Хватит врать! Не выйдет! Не было там глупых!

– Вы-то откуда знаете?

– Знаю, знаю, наслышан. Не было там дураков!

– А мне вот попался. В психушку меня отправил, - объяснил доктор улыбчиво и даже чуть свысока.
– Впрочем, я на это рассчитывал.

– Как рассчитывал?
– партнер как будто споткнулся на ходу и смотрел озадаченно в поисках невидимой преграды.

– Я там им такой театр устроил. Следователь меня в больницу отправил, решил, что я сумасшедший. А врачи подержали и отпустили. Я тогда из Киева уехал, в институт поступил.

– Значит, ты меня обманул, - неожиданно с горечью признался партнер, и глаза его наполнились слезами.
– Обманул меня! Надул!

– Как?!
– не поверил Германов и прошептал едва слышно.
– Это вы?!