Пили и закусывали быстро, все были голодны. После первых рюмок пружина неловкости, давившая Костюковича, ослабла, он уже легко участвовал в общем разговоре на какие-то незначительные темы. Потом принесли горячее - бараньи ребрышки с жареным картофелем и зеленым горошком, появилась еще одна бутылка коньяка. Разговор пошел о спорте, о будущем хоккея и футбола, незаметно перескочил на медицину.

– Как твоя кандидатская движется?
– спросил у Костюковича Туровский.

– Ни шатко, ни валко.

– Что так, Марк Григорьевич?
– поинтересовался Сева Алтунин.

– Времени не хватает.

– А кто вам лабораторные работы делает?
– спросил Сева.

– Кто придется!
– Костюкович хмельно взмахнул руками.
– Все дефицит, реактивов нет, за все приходится переплачивать, лаборантки шкуру дерут, как весь частный сектор. Правда, и зарплата у них символическая.

– Вам спонсор нужен, Марк Григорьевич, - подмигнул Сева.

– Для этого дела спонсоров не сыщешь, Сева, я кустарь-одиночка.

– Не скажите, - загудел тренер.
– Наука не должна быть сиротой, - с умным видом изрек он, одним духом опростав фужер с "Боржоми".

– Чем тебе так интересен случай с нашим Юрой Зиминым?
– спросил Туровский.
– Банальная история, у тебя же таких много.

– Не совсем банальная.

– Нам бы не очень хотелось, чтоб ты возился вокруг этого, - понизив голос, сказал Туровский.

– А мы могли бы выступить спонсорами Марка Григорьевича, как думаешь, Олег?
– снова заговорил Гущин, наполняя рюмку Костюковича коньяком, а свою водой.

– Конечно!
– подхватил Туровский.

– Что вас смущает в моем интересе к смерти Зимина?
– спросил Костюкович.

– Спортивный мир, Марк Григорьевич, это клановая система, свои тайны, их обсуждают только в своем кругу. Как у вас, у врачей. Вы ведь тоже не очень любите, когда со стороны кто-то проявляет интерес к вашим неприятностям. Нам это внимание ваше не очень приятно, разговоры пойдут. Вы должны нас понять, Марк Григорьевич, - сведя брови произнес Гущин. Что у нас на десерт, Олег?

– Мороженое с фундуком.

– Скомандуй подавать! Только пусть вареньем не поливают.

– Виктор Петрович прав, Марк, - закивал Туровский.

– Хотите, мы будем вашими спонсорами? Сколько надо? Если что, немного "зеленых" наскребем, - Гущин откинулся на спинку стула, глядя выпученными глазами в лицо Костюковичу.
– Только оставьте Зимина в покое. Думаете, матери приятно, когда после всего опять возникает имя ее сына?

"Это я уже почувствовал: жалобы главному, в прокуратуру - подумал Костюкович, ловя быстрым взглядом их лица, но промолчал.
– Что ж, Зимин их воспитанник, человек клана, как определил этот бугай...". Ему надоели эти разговоры, он поднялся, пошел в туалет. Когда вернулся, демонстративно посмотрел на часы:

– Мне пора... Вы догуливайте, а я как-то сам доберусь, может идет какой-нибудь автобус.

– Что ты, Марк!
– воскликнул Туровский. Мы тебя отвезем, - он позвал официантку, обнял ее за плечо и увел к стойке бара платить.

Все разом поднялись.

Ехали молча, разморило - кого от еды, кого от выпитого. Костюковича от того и другого, его начала всасывать дремота, он встряхивался, старался, чтоб не заметили и мысленно ругал себя, что принял приглашение на этот обед, было ощущение, что унизился - подтолкнула к такому ощущению возникшая внезапно мысль: "А ведь они пытались меня в сущности подкупить!.. В чем же дело?.. Почему они так отгораживают от меня Зимина покойника, уже не принадлежащего им?.."

17

Левин не хотел садиться обедать один, ждал жену с работы, но ее все не было. "Стоит за чем-нибудь в очереди", - решил он, отправился на кухню, чистить картошку было лень, и он поставил на плиту кастрюлю с водой, чтоб сварить макароны.

В дверь позвонили. У жены были свои ключи, поэтому спросил:

– Кто?

– Это Марк, Ефим Захарович.

– Входи, сосед, - Левин распахнул дверь.
– Ты, кстати, будем обедать. Мне одному неохота, скучно. Выпьем по пятьдесят граммов. Макароны любишь? Откроем кильку в маринаде. Есть борщ и котлеты... Проходи, садись.

– Спасибо, Ефим Захарович, я только что отобедал.

– Экий ты торопливый. Ира тебя, смотрю, обихаживает, вон животик наметился. Она хорошая девочка.

– Этой девочке уже под сорок, - засмеялся Костюкович.

– Но я-то помню ее школьницей... Ты ко мне или к Виталику?

– К вам. За советом. У меня неприятность.

– Какого рода?

– Умер больной. Мать написала жалобу в прокуратуру, мол, халатность, ошибка в диагнозе, невнимание и прочее. Хотя и делал все, что мог, поверьте. У него был тяжелейшие инсульт. Молодой парень, спортсмен. Даже если бы он выжил, а шансов там почти не было, то это "почти" означало, что он остался бы полным инвалидом: паралич, отсутствие речи, все это необратимо... Меня вызывали в прокуратуру.