Давний молодой стыд охватил Кузьмина, как будто предстояло пережить всё сначала, - сейчас это было бы ещё тяжелее, чем тогда. Он хотел встать, выйти, - и не двинулся с места. Оцепенев, он смотрел, как Нурматов наступал на француза, выкрикивая:

– ...Простите, не решает, а позволяет решать! Позволяет!

Это они говорили о методе Кузьмина.

Кажется, Кузьмин начинал понимать, что происходит нечто обратное, совсем иное, чем двадцать с лишним лет назад. Он не верил себе, внутри стало холодно и пусто, не было ни радости, ни удивления, только щёкам было жарко.

Взгляд Несвицкого почему-то остановился на нём. Может быть, Кузьмин открыл рот, или приподнялся, или ещё что.

– Пожалуйста, у вас есть вопрос?

– Нет... то есть да.

К нему обернулись. И Зубаткин обернулся.

– Эта работа... Кузьмина опубликована?
– спросил он, слегка запнувшись на фамилии, всё ещё надеясь на какую-то ошибку, путаницу.

– Конечно. В Трудах Политехнического института.
– Нурматов назвал год, выпуск.

– Спасибо, - сказал Кузьмин.

Он сел. "Ах, так твою перетак", - бесчувственно повторял он, больше ничего не слушая.

Когда объявили перерыв и слушатели потянулись в коридор, Нурматов остановил Кузьмина, протянул фотокопию статьи.

– Простите, это вы интересовались?.. Вот, пожалуйста. Теперь многие на неё ссылаются. После того, как я запустил её на орбиту.
– Нурматов посмеялся над своей хвастливостью.
– Я тоже случайно обнаружил её. Кое-что устарело, есть и ляпы, но сама идея - вполне.

– Я посмотрю. Разрешите?

Он прошёлся по коридору за поворот, в застеклённый сверху донизу эркер. Там было прохладно и тихо. Статья на твёрдой фотобумаге выглядела неузнаваемо. Сборник Кузьмин давно утерял при своих частых переездах и сейчас недоверчиво смотрел на длинные выкладки, недоумевая, как он мог когда-то во всём этом разбираться.

"Функция правдоподобия..." - правдоподобия, что бы это могло значить?

"Исследовать хи-квадрат нет оснований" - откуда он мог знать, есть основания или нет их? Сколько уверенности! Он с уважением погладил холодный глянец, перевернул страницу, собственные знания изумляли его.

Он как бы разделился и не мог совместить того мальчишку Кузьмина с собою, то есть всерьёз отнестись к тому сосунку.

Вот они, критерии... Господи, неужели он всё это написал своей рукой и мог вычислять, решать? А сейчас ничего, ни бум-бум. Грустное зрелище. Кроме фамилии, ничего общего не осталось. Только фамилия их и связывает.

– А я вас ищу, - раздался за спиной голос Зубаткина.

Мускулы Кузьмина напряглись, он ответил, не оборачиваясь:

– Знаю, что ищете, потому и укрылся.

Сбитый с заготовленной фразы, Сандрик потоптался, но не ушёл.

– Ага, знаете!.. Он зашёл сбоку, чтобы видеть лицо Кузьмина. Интересуетесь статьёй?.. А как вам доклад Нурматова? Произвёл?

– А я в этом ничего не смыслю.

– Так, так, - весело приплюсовал Зубаткин к чему-то. Значит, не смыслите? И всё это случайность?

– Что именно?

– Да всё это... так сказать, совпадение. Надо же. Какое стечение случайностей.

– Бывает, - осторожно сказал Кузьмин.

Не понимаю, передо мной-то вы зачем?
– задушевно спросил Зубаткин.

Кузьмин помахал перед собою оттиском, обдувая лицо, потом, подозрительно оглянувшись, спросил:

– А вам он известен, вы разве знаете?

Зубаткин невозмутимо кивнул и, тоже понизив голос, сказал:

– Догадываюсь... Очевидно, это ваш брат?

– Почему же брат?
– вырвалось у Кузьмина.
– А может, это я?

Тогда Зубаткин отступил, чтобы увидеть Кузьмина полностью, не только лицо, но и руки с оттиском статьи, и ноги в рабочих ботинках, заляпанных цементом, и, как бы сличив его с некоторым образцом, Зубаткин успокоился.

– Нет, не вы...
– Зубаткин рассмеялся.
– Какой же вы математик!

– Значит, не похож?

Извините...
– Зубаткин развёл руками.
– Но разве вас это обижает? Не должно обижать. А? Да и сами вы сказал, что ничего не смыслите в этом.

– Мало ли что сказал...

Кузьмин отвернулся - кто бы мог предположить, что недоверие Зубаткина так уязвит его.

– Ого! Настаиваете, что вы и есть этот... Забавное допущение, - и в подтверждение Зубаткин энергично потёр руки.
– Понимаю. Примеряете как бы на себя корону, и как, нравится? То-то же! Все хотят быть талантливыми. Но... не у всех получается. Тогда начинают говорить о нравственности и тому подобной фигне. Да, да, фигне. Мне, например, неважно, кто этот Кузьмин, неважно!
– подчеркнул Зубаткин.
– А важно, что он сделал!
– И громко прищёлкнул пальцами, как бы окончательно изобличая Кузьмина.