Дело в том, что в России, находящейся в состоянии анархии, очень многие люди были бы рады оставаться на хорошо оплачиваемой службе до тех пор, пока перемена в ситуации не сделает их возвращение в свои дома более благоприятной перспективой, чем в настоящее время. Несомненно, эта схема выглядела привлекательно, и под командованием британских офицеров можно было бы собрать довольно большие силы. Однако было принято решение, что войсками должны командовать русские офицеры, что оказалось неприемлемым. Окончательный провал был связан с большевиками, которые объявили движение контрреволюционным и угрожали смертью всем, кто его поддерживал. Но для нас это не стало большой потерей.

Судя по некоторым экземплярам, которых мне довелось увидеть, я убежден, что эти войска в лучшем случае оказались бы совершенно бесполезными. Даже при британских офицерах надлежащую военную дисциплину вряд ли удалось бы восстановить, и солдаты, составлявшие войска, оказались бы всего лишь бездельниками, желавшими получать хорошее жалованье и избежать беспорядков в своей собственной стране, воздерживаясь при этом от риска собственной жизнью или выполнения каких-либо рискованных заданий ради «хитрых» англичан в Персии. Поэтому мы должны быть благодарны большевикам, которые пресекли в зародыше схему, при любых обстоятельствах обреченную на полный провал.

Много времени я также уделял обсуждению с генералом Баратовым вопроса оказания британцами помощи в расходах на русскую эвакуацию. Очевидно, что в общих интересах было бы без промедления вывести русские войска из Персии, и, поскольку у русских не имелось денег, было бы целесообразно предоставить им любую необходимую финансовую помощь. С этим согласились, и платежи тщательно контролировались местной комиссией, которую возглавлял мистер Макмюррей из Имперского банка.

Но еще оставался вопрос о русском долге, и на этот счет британское правительство оставалось непреклонно.

Для генерала Баратова лично положение сложилось явно неприятное, но вряд ли можно было ожидать, что мы могли позволить доводам сентиментального характера иметь какую-то силу.

Британское правительство предложило, под определенные гарантии, фиксированную сумму, подлежащую уплате в определенные периоды, которая рассчитывалась как разница между суммой, получаемой генералом Баратовым через определенные промежутки времени от тифлисского правительства, и фактическими расходами на эвакуацию. Тифлисское правительство не смогло внести свою долю, и русскому командующему пришлось восполнять дефицит выдачей платежных расписок вместо наличных денег. Эти бумажные обязательства теперь составляли значительную сумму, и генерал Баратов просил британское правительство взяться за их погашение не только ради того, чтобы очистить его личную совесть, но и для того, чтобы поддержать престиж европейца в Азии, что, по его мнению, сказывалось на доверии к британцам не меньше, чем к русским.

Его отчаянные призывы неизменно встречали категорические отказы, и каждый раз сообщать о таких отказах стало моей тягостной обязанностью.

Доводы, приводимые доблестным генералом, расплавили бы даже каменное сердце; но поскольку они не могли быть телеграфированы в полном объеме, сердце британского правительства оставалось совершенно нетронутым.

«Смотрите, Лев Львович, – говорил он, рисуя передо мной живописную аллегорию, – на полу перед вами лежит мертвое тело. Чье это тело? Это труп России. Неужели у вас нет жалости к ней? Можете ли вы забыть, что этот друг, который сейчас лежит в ужасном смертельном оцепенении, спас вас и всех союзников в первый год войны? Из-за того, что мы впали в немилость, вы не принимаете во внимание наш прежний героизм? Вот вы стоите передо мной, друг России. Перед вами лежит, не обмытое и не погребенное, мертвое тело вашего друга. И вы хотите сказать, что даже не оплатите расходы на его похороны? Погашение расписок, которое я прошу у вашего правительства, – лишь для того, чтобы спасти вашего покойного друга от нищенского погребения!»

Однако противоположная сторона оставалась непоколебимой, и в конце концов платежные расписки погасили лишь частично и другими способами.

Еще одним вопросом, отнимавшим много времени, стала оплата русским принятого у них имущества. Мы были рады иметь все припасы и брали их без колебаний. Колесный транспорт, телеграфное оборудование и некоторые военные склады также представляли большую ценность. Но имелись и такие вещи, которые вряд ли можно было воспринимать всерьез. Среди таких отвергнутых предметов я привожу следующие примеры:

1. Оплата военной телеграфной линии от Хамадана до Энзели. Ответ: полностью разрушена и не представляет никакой ценности.

2. Покупка военных дорог, проложенных русской армией. Ответ: вопрос о дорогах, построенных в Персии, следует передать персидскому правительству. Сколько бы денег я ни заплатил за эти дороги, это не сделает меня их владельцем.

3. Закупка материала для мостов. Ответ: постоянные мосты уже построены, материал не требуется.

4. Русские собирались отремонтировать Асадабадскую дорогу и собрали у обочины много металла; купят ли его англичане? Ответ: Нет.

Затем, когда принималось решение о приобретении некоего имущества, возникал вопрос: «Кто его владелец?» Им оказывался генерал Баратов, представлявший тифлисское правительство, но имелись и другие владельцы, такие как Земский союз или благотворительная организация Красного Креста, которые не передавали ему свои права. Таким образом, зачастую обнаруживалось, что вещи, купленные нами у одного человека, принадлежали другому, и, когда последний выставлял свои претензии, они выглядели весьма туманными.