В палате было душно и пахло чем-то прелым, от этого Андрею всё время хотелось помыться или хотя бы протереть лицо водой. Он нарвал апельсиновых корок – остатков от Шарановских гостинцев – и высыпал оранжевый мусор на тумбочку. Не то чтобы уж совсем спасало от запаха, но хотя бы не так противно.

Читать не хотелось. Андрей периодически щёлкал телевизионным пультом, включая новостной канал, но очень быстро утомлялся от интонаций и снова гасил экран. А вроде бы должен уже и привыкнуть.

В дверь два раза стукнули, и она тут же открылась.

– Здорово, Дрюха! Вот, блин, дожили, где встречаемся.

Это был Санька. Санька Ростовцев. Очкастый пацан, которого Андрей таскал до туалета на выпускном. Сдвинутый на своей медицине вечно насупленный ботаник, который даже за обеденным столом говорил о последствиях лучевой болезни. Александр Николаевич – зав торакальной хирургией кластера.

Андрей резко приподнялся, но тут же согнулся от боли в левом боку.

– А ну сидеть! – гаркнул Санька, подскакивая к кровати. Он несильно толкнул Андрея в плечо, прислонив его к безразмерной подушке. Сам же растёкся по приставленному к изголовью стулу. Заматерел Санька-то: стул аж заскулил жалобно.

Ростовцев и Андрей долго жали друг другу руки.

– Ростовцев, ты даже не представляешь, как я тебя рад видеть!

– Да ладно, Дрюха, – отмахнулся довольный Санька, – не лебези. Я тоже рад.

Десять минут выясняли, почему они, сволочи, 11 лет не могли найти пару дней на встретиться-поболтать.

– Одиннадцать же лет, Санька… – ужаснулся Андрей.

– Рассказывай, – хмыкнул Ростовцев, – у меня дочери уже семь.

Андрей ещё раз внимательно посмотрел на Саньку. Закабанел, конечно: морда раздалась, живот. Ну, очки снял. Но ведь тот же пацан на самом деле. Вон даже губу так же оттопыривает.

– Блять, Ростовцев, дочь семи лет…

– Ага.

Поговорили про общих знакомых. Кто где, какие новости.

– Как у вас с Ленкой? – спросил Санька.

Андрей скривился.

– А чего такое? Я не в курсе что ли? Пару месяцев назад с нею во «Вконтакте» переписывался…

– Ты какого хрена не интересуешься, как моё самочувствие?! – вместо ответа заявил Андрей.

– Ха. Нужен ты мне. Я уже карту и так посмотрел. Кости – это жопа, конечно. Но жить будешь. Нечего лазить по… как у вас эта тусня называлась?

– Корпоративный вечер.

– Корпоративчик, – хохотнул Санька, запрокинув назад голову, – песец волосатый! Корпоративчик, Дрюша, это в углах поблевать и чужих девок потискать. А у вас ёбань какая-то с переломами.

Андрей только улыбнулся.

– У меня жена по ящику смотрела передачку, – продолжал Ростовцев, – ну, и я слышал что-то с кухни. Типа террористы что ли? Рвануло ведь?

– Да кто бы понимал. Ко мне приходил лейтенант – спрашивал, что да как. Да не видел же я ни черта.

– Это поди из-за той нанохерни, которую у вас делать будут? Что это вообще такое?

– Ты про арсенид?

– Наверное.

Андрей помотал головой.

– Это долго.

– А ты в общих чертах. У меня, в отличие от тебя, и по химии, и по физике «пять» было. Так что не выдрючивайся.

Андрей принялся задумчиво водить ладонью по волосам.

– Если совсем от печки, Санька, арсенид голландия – полупроводник нового типа. Вроде кремния или германия, которые в электронике используются, но, наши говорят, революционный прямо, на порядки мощнее. Росастро, Роснова и «Микрон» параллельно занимались разработкой. Ну, и вот в субботу мы должны были открывать установку для материала солнечного качества.

– Слушай, так её же уже открывали, по-моему?

Андрей грустно хмыкнул.

– Да я её, Саня, третий раз запускаю. С каждым новым директором. И каждый запуск, как ты понимаешь, «первый».

Ростовцев вдруг внимательно посмотрел на Андрея: глаза сощурены, нижняя губа искривилась. Взгляд злой и какой-то даже отчаянный.

– Вот суки, – тихо сказал Санька, – вот же суки…

Дальнейший разговор не склеился абсолютно. Санька отвечал односложно, а чаще просто неопределённо пожимал плечами.

– Ладно, Дрюха, – сказал он, взглянув на часы, – надо уже бежать. Ты тут ешь свои ананасы, а я ещё загляну как-нибудь.

Было понятно, что он уже не зайдёт.

– Санька, – беспомощно пробормотал Андрей, – ты скажи, что случилось-то?

Ростовцев вместо ответа подмигнул, на выходе из палаты надсадно улыбнулся и поднял руку в этаком «но пасаран». Всё.

Андрей закрыл глаза. На него снова, в который уже раз за эти полгода, накатило чувство непонимания и беспомощности. Встретились-поговорили, твою мать. Что происходит? Почему человек напротив теперь смотрит на тебя как на говно? Какое слово его зацепило? Какой жест? Что, мать вашу, случилось-то?! Почему же нельзя объяснить по-человечески…