— У меня она цепочку с кулончиком заиграла, — пожаловалась "пирсинговая" девушка. — Взяла на денек, а отдавать и не собирается. Коза…

— А давно вы ее видели?

— Да уж… месяц, как она у меня цепку заиграла, — кивнула "пирсинговая". — Не меньше… девки, когда она тут шлялась? Ныла еще, что на свиданку пойти не в чем?

— Так, может, она к моему парню и шла? — ахнула Ирина. — Девочки, она не в розовом костюме была? Мне соседка сказала про розовый костюм с короткой юбкой, волосы светлые, зовут, вроде, Даша… нет?

— Да нет… у Дашки такого костюма никогда не было. Она джинсы носила и маечки, — помотала головой третья девушка. — и вряд ли она бы к вашему парню в постель прыгнула.

— Почему?

— Потому что папаша у нее — зверь. Что ее лупил, что Машку….

— Серьезно?

— Ага. Дашка до сих пор девочка нецелованная, она сама говорила, — заржала блондинка. — Еще плакалась, мол, помрет девочкой. Папаша вообще никакой воли не давал, если их с Машкой в восемь дома не было, он за ремень хватался и лупил почем зря. Они потом неделями синяки сводили…

— Кошмар какой! Тогда, может, и правда не она, — протянула Ирина. — Я просто у мужа телефон сотовый нашла в мобилке, а так, может, и не она трусики оставила?

— Нет, вряд ли, — согласилась "пирсинговая". — Сразу спать Дашка ни с кем не будет, вот если жить с кем-то, чтобы от родаков уйти…

— Это не к моему парню. Или… а она от них ушла?

— Ушла. Наверное… тут дядь Миша нажрался в очередной раз — орал "удавлю шалаву".

Ирина внимательно слушала.

Михаил Сухарев имел все основания и нажираться, и орать — жена у него была сверхпроводимая. То есть — лишенная всякого сопротивления. Предложили?

Она и того-с, не стала сопротивляться. А зачем?

Рогами товарищ был украшен так, что олени в лесу горько плакали по весне. От зависти. Понятное дело, он гонял и жену, и детей, но если бы еще и помогало!

Даша исчезла около месяца назад.

Была она, похоже, девушкой, полностью под прессингом родителей. И — исчезает.

Ничего не напоминает?

См. Маргарита Кравцова, та же картина.

И вот уже месяц ее нет. И никто не знает — как, что, где…

Ирина только головой покачала. Родители…

Попрощалась с девушками и ушла.

Что ж, отрицательный результат — тоже результат. Истории схожи, осталось найти парня, который так лих воздействует на девушек. Не сами же по себе они удрали?

Должны были с кем-то разговаривать, встречаться…

И почему ей все время на ум просится тот самый вампир?

Потому что эти твари очень притягательны для женщин. Дано им, от природы дано.

И сейчас он исчез куда-то, и найти его не получается….

Да что такое происходит в Кораблике?

И почему оно происходит именно здесь?

Ирина пока не понимала, но собиралась разобраться. Со всем возможным прилежанием.

***

Кирилл приехал вечером. У тети Светы продолжались хождения по поликлиникам, так что молодые люди могли разговаривать совершенно спокойно.

Ирина молча выложила на стол найденные фотографии.

Сначала первую пятерку.

Потом вторую — пока еще четверку.

Кирилл взял их, почесал в затылке, подумал…

— Серия?

— Две серии, — жестко ответила Ирина. — Смотри сам, это — первая серия, около года назад пропали девочки, их нашли 'подснежниками'. А эти пропадают сейчас. В том числе и твоя Маргарита.

— Сколько раз повторять — НЕ моя!

— Неважно.

— Для меня — важно.

— Ладно, — не стала спорить Ирина. — По тому, что я успела раскопать, у всех девочек есть схожие черты. Все блондинки…

— Арийского типа. Или северно-славянского. Светловолосые и голубоглазые…

— Да, возможно, это важно. Все из неблагополучных семей.

— Насколько неблагополучных?

Ирина потерла лоб.

— Сложно сказать. Вот Сухаревы — у них есть определенный достаток. Твоя… извини. Кравцова. Семья не из бедных, верно?

— Не последнюю корочку хлеба доедают, да. И даже маслице на нее кладут. Частенько и с икоркой.

— Финансово они обеспечены. А вот морально и нравственно… Лямины. Инна Ивановна — дочь бизнесмена. Не из крупных, но достаточно состоятельного. Шорниковы. Родители — педагоги.

— Большой разброс. Но я так понимаю, у них есть нечто общее?

— Есть. Родители.

— Не понял?

Ирина потерла виски. Как же сложно иногда объяснить свою идею, не вдаваясь в излишнюю философию! Просто каторжно трудно!