— Слушай, а я смотрю тебя забавляет ситуация, да? — я начал закипать.

— Ну а что я сейчас могу сделать? Сидеть ныть? — огрызнулась Лиэль. — У меня почти всё оружие отобрали.

— Почти? — я уцепился за оговорку. — Что оставили?

— «Засапожник» не нашли. Даже не искали.

— Сколько здесь тюремщиков?

— Я видела только двоих.

Подробно расспросив о здешних порядках, я примерно составил общую картину смены постов. Всё было очень просто. Здесь не было смены постов, поскольку по тюремному подвалу шарахалось всего два охранника, которые были тут единственным препятствием, на пути к выходу из этого тухлого подвала.

— Значит, я поднимаю сейчас шум, а дальше смотрим по обстановке.

— Ты уверен? — скепсис в голосе Лиэль был практически осязаем. — Меня терзают смутные сомнения на этот счёт.

— Успокойся, я сейчас устрою им карнавал, — я хмыкнул и призвал «крисы», привычно уместившиеся в ладонях. — Вас, мои родные, никто отобрать не в состоянии, — я полюбовался серебристыми искорками, пробегающими по волнистым лезвиям кинжалов.

Будет хорошо, если на мой шум явится только один охранник. Интересно, какие у них здесь уровни? Если высокие — то это будет немного сложнее. Что толку думать? Раньше сядешь — раньше выйдешь!

— Э! Гамадрилы! Почему «баландёра» ещё не было? — с места в карьер начал я своё концертное выступление. — Обезьяны, вы меня, вообще, слышите?

Если б дело происходило в «реале», то титул «Сиплый подвала Наказующих» был бы по праву мой. Как же я орал, аж в горле запершило.

Угомонился я только тогда, когда вдали послышался металлический лязг.

— А ну, рты закрыли, твари! — донёсся до меня раскатистый бас, и было слышно, что его обладатель направляется в нашу сторону.

— Да ладно! — я ахнул, узрев, кого я вызвал.

Я начинаю понимать различных демонологов, которые срываются с «нарезки», как только перед ними в пентаграмме появляется не то, что они наколдовали.

Последний раз такое страшилище я видел года два назад на спортивном канале, во время трансляции поединка японских борцов сумо. Пришедшая же туша о существовании спортивных каналов явно не знала, как и о милосердии, сострадании, а уж о Женевской конвенции двадцать девятого года и правилах обращения с военнопленными и подавно.

Сверля меня маленькими свинячьими глазками, оно ласково спросило, почёсывая необъятное пузо:

— Ты чего орёшь, скотина ты ушастая?

Я в первый момент растерялся, но потом нашёл в себе силы ответить «Тюремщику Марку. 50 уровня»:

— Вы зачем нас здесь держите, уважаемый? Наверняка произошла какая-то чудовищная ошибка!

В этот момент я понял, что план — полнейшая «лажа», поэтому нужно попытаться изящно выйти из положения, в который меня загнало незнание ситуации. Блондинка тоже хороша. Могла ведь сказать, что здесь за пузырь шатается вместо охранника.

Жирдяй на миг задумался, окинул меня оценивающим взглядом, а затем его лицо озарилось пониманием:

— Пресвятая Миардель! Я всегда считал, что братья братства не ошибаются, но теперь вижу — вас сюда посадили совершенно незаслуженно. Нужно доложить начальнику смены! — с этими словами тюремщик развернулся, собираясь уходить.

Я не поверил своим ушам.

— Что? Подождите. Так, может, вы соизволите меня отсюда выпустить? А то я вынужден буду пожаловаться этому, — блин как же его называют. — А! Бургомистру! Я пожалуюсь бургомистру Балога!

— Да, конечно, инмессир. Сейчас, сейчас, только никуда жаловаться не нужно, я вас очень прошу, — с этими словами он торопливо снял с пояса большую связку и ловко открыл передо мной двери и поклонился. — Прошу на выход!

Я осторожно сделал шаг по направлению к выходу. Жирдяй продолжил спокойно стоять, склонив голову. Ещё шаг. Не веря, я стоял посреди тюремного коридора и смотрел, как Марк аккуратно закрывает дверь камеры, в которой я только что находился, и вешает связку обратно на пояс.

Невероятно! Ну здесь два варианта. Или эта «непись» сейчас словила конкретный «глюк», или он тупой, как старый валенок.

— Может, вы и их выпустите? — я решил пользоваться ситуацией по полной. — А то им тоже…

Страшной силы оплеуха заставила меня впечататься всем телом в ржавую решётку противоположной стены, больно ударившись головой о прут.

— Ты что творишь? — прохрипел я скорей от неожиданности, стоя на четырёх конечностях и пытаясь подняться.

— Я? — удивлённо пророкотал тюремщик. — Дык, это ж не я, ваша светлость. Это те гамадрилы и обезьяны, которых вы звали, — острый носок его сапога врезался мне под рёбра, приподняв от каменных плит и протянув пару метров по коридору в сторону камеры Лиэль. — Я вас наоборот выпустил из камеры, поскольку никак невместно инмессиру сидеть в этой дыре. Сейчас определю вас в более достойное вашему положению место.