Шрифт:
Заперто. Дедок, похоже, свинтил. Ладно. Будет ещё время на разговор.
— Ты чегой это здесь ошиваешься, алкаш? — похоже она не признала во мне «Героя Мирта».
Это вообще отлично!
— Да вы что? — всплеснул руками я. — Нельзя мне пить. Мэтр сразу изобьёт, будь он неладен.
— Кого изобьёт? — не врубилась бабка.
— Так меня же. Я недавно с друзьями свой День Рождения праздновал, выпил немного и вышел ни свет, ни заря на работу сюда…
— Куда сюда? — перебила она меня.
— Так я по ночам у здесь работаю. Снег чищу, подметаю, горшок с нечистотами выношу.
— А чего по ночам? — вконец растерялась бабка. — Горшок?
— Он говорит, чтобы рожу мою поганую да горелую не видеть, — мой голос задрожал. — Поэтому только ночью.
— Дела-а-а, — прошептала бабка. — Так говоришь, бьёт он тебя?
— Нещадно! — закивал я. — Бьёт, не платит вовремя и вообще… — я тяжело вздохнул и махнул рукой. — И с вами мне разговаривать не следовало. Узнает — снова отлупит. А ежели снова пьяный будет — вообще кнутом отходит, как в прошлый раз.
— Рука у него тяжёлая, это да, — бабка огляделась по сторонам. — Подумать только. Кнутом. А все думают, что почтенный человек… Но ты не бойся, парень, я тебя выдавать не буду. Это надо же. Бедный, — она запричитала.
Я вышел со двора и закрыл за собой калитку. При этом старался охать и припадать на левую ногу, чтобы окончательно добить Катерину, которая подскочила и подхватила меня под руку.
— Спасибо, — во мне в данный момент подыхал гениальнейший актёр. — Вы очень хорошая женщина.
— Да ладно тебе, — зарделась баба, отчего её лицо стало похожим на лицо дяди Лёши, весёлого алкаша из моего подъезда. — Скажешь тоже, — видно, что бабе пришлись по душе мои слова.
И тут мне в нос шибануло такое амбре, что я больше не прикладывал усилий, чтобы пустить слезу. Они навернулись сами собой. Мне стало ясно, что именно баба везёт в тележке.
— Да полно тебе, парень. Пойдёшь домой, отлежишься, всё хорошо будет, — Катерина начала меня успокаивать. — Вот зараза старая. А всегда такой вежливый… У-у-у-у, лицемер демонов. Ну погоди у меня, пень замшелый…
— А куда вы это навоз везёте? — невзначай поинтересовался я, когда с первым актом «пьесы» было покончено.
— Так за ворота.
Прикладывая титанические усилия, чтобы не быть первым игроком, которого стошнило в «вирте», я удивлённо поинтересовался:
— А зачем за ворота? Вы разве не знаете? Сегодня же акция!
— Что за «акцыя» такая? — взлетели брови Катерины куда-то под шапку. — Тебя, видать, хорошо приложило, — она снова заохала. — Бедненький.
— Да нет, добрая Катерина. Акция — это когда, — я наконец-то сформулировал. — Когда покупают то, что обычно уже нужно выбрасывать.
— Кого покупают? Навоз? А где ж дураки такие водятся? — бабка мгновенно сделала охотничью стойку. — Где?
Прокатившись бабке по ушам, я рассказал, куда следует отвезти «дюже ценный груз», стараясь не заржать и не испортить всё представление.
— Вы смело можете прямо возле входа всё выгружать. Там много требуется, — я авторитетно продолжал украшать её уши макаронными изделиями. — По серебрушке за тележку с горкой «плотит». Может ещё успеете.
— Во дела! — Катерина засуетилась. — А зачем его покупать, когда за стеной его навалом?
— В этом деле нужно только самое свежее. Он грибницу решил в подвале своём сделать. Подвал его видели? Там не меньше пяти тачек надо будет. Но уже, вероятно, всё привезли.
— Так. Побежала я. Спасибо тебе, парень! — она довольно резво развернула тачанку и засеменила в противоположную сторону.
— Добра вам, Катерина, — но бабка, ослеплённая жаждой наживы, уже меня не слышала.
Караван вышел на тропу возмездия.
— Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай… — пропел я, пребывая в отличном расположении духа, и направился в трактир.
Пора убираться с этой локации, пока здесь не стало слишком тесно для меня.
С опаской я вошёл в трактир и вздохнул с облегчением. Крига здесь не было.
За столом сидел Ставр, Рамон и… Мэтр.
— А вот и наш воин, — добро улыбнулся дедок. — У тебя всё получилось?
— Огромное спасибо, Мастер, — я поклонился.
— Да брось ёрничать, — проворчал он, поморщившись. — Потом спасибо скажешь. Так что можешь дуться сколько угодно, на меня это не действует.
Ставр с Рамоном странно переглянулись, а затем трактирщик спросил: