— Доброе утро, Саша, — сказала я и одарила ее своей улыбкой, точно такой же, как у моего отца, когда он охотился за новыми клиентами, — Мой отец у себя?

Саша поджала губы, но продолжала улыбаться.

— Да, — неохотно ответила она.

Моя улыбка стала еще шире.

— Дай ему знать, что я иду к нему.

Саша больше не улыбалась.

— Василий Петрович очень занятой человек, — вдруг раздраженно сказала она. — Ты не не можешь вот так придти, когда вздумается, и отрывать его от работы.

Увидев слабый румянец на ее лице, я застонала и закрыла лицо ладонью.

— О Боже, — сказала я достаточно громко, чтобы меня услышали те немногие, кто был в вестибюле, — есть ли на этой земле хоть одна женщина, с которой не спал мой отец?

Саша тотчас же побледнела и съежилась в кресле, глаза ее наполнились слезами. — Ты такая жестокая. — прошептала она, когда люди смотрели на нее осуждающими глазами. — Как ты можешь быть таким бесчувственной?

— Это не я бесчувственная, милая, — сказала я и облокотилась на стойку, впиваясь в нее взглядом. — Если бы ты знала истинную природу моего отца, то убежала от него как можно дальше. Нет, — мрачно усмехнулась я, — Это не я бесчувственный. Это ты и многие другие подобные тебе.

С этими словами я оставила дрожащую секретаршу и вызвала лифт. Войдя в него, я нажала на кнопку самого высокого этажа и стала ждать. Затем я прошла по коридору и постучала в дверь моего отца.

Несколько мгновений я думала, что он не ответит, но потом его скрипучий голос позвал: — Входи, Настя.

Я вошла, закрыв за собой дверь. Мой отец смотрел в экран своего компьютера, но затем его ястребиные глаза повернулись ко мне и осмотрели мою внешность. Хотя я приложила некоторые усилия, пытаясь выглядеть как деловая женщина или что-то в этом роде, он видел все насквозь. Впрочем, это было не так уж и трудно; я была слишком изуродована даже для этого мира.

— Зачем ты здесь? — спросил он, когда я села перед ним. Он вернулся к компьютеру, продолжая печатать, но я знала, что его внимание было приковано ко мне. — Я думал, Роман объяснил ситуацию. Ты должна была связаться со мной через него.

— Роман был очарователен, — сказала я, усмехнувшись ему. — Но я пришла сюда, потому что шантаж может быть обоюдным.

Он сделал вид, что ему все равно, и “сосредоточено” продолжал смотреть в компьютер, но я видела, как он напрягся.

— Я не шантажировал тебя, Настя, — медленно произнес он, — я просто сказал, что твой поступок был отвратителен, если ты не согласна помочь Эмме с ее свадебными планами, я получу доступ к твоему независимому банковскому счету и сам решу, что с ним делать.

"И люди думали, что это я была невежественной?!"

— В основном это описание шантажа, папа, — сказала я, и он резко повернул голову в мою сторону. Я слащаво улыбнулась ему. — Если ты думаешь, что шантаж не может быть таковым, если он происходит между отцом и дочерью, то ты глубоко ошибаешься. Но я отвлекаюсь, — я бросила на него торжествующий взгляд. — После того, как я закончу говорить, давай посмотрим, останется ли твое предложение в силе.

Я положила сумку, которую принесла с собой, на колени и достала свой телефон. Одним касанием я открыла приложение "блокнот" и увеличила масштаб. — Виктория Романова, Елизавета Светлова, Татьяна Мухина, — сказала я, возвращая свой взгляд к отцу. У него было спокойное бесстрастное лицо, но глаза были тверды, как гранит. — Ты случаем не знаешь, как все эти женщины связаны между собой?

Он ничего не сказал. Моя улыбка стала еще шире.

— Вот именно. Ты переспал с каждой из них, по несколько раз за последний месяц, прямо за спиной своей любимой жены. И это только часть списка, который я собрала. — Я наклонилась ближе к нему, заставляя его видеть мои глаза. — Ты, настоящий кобель, папа, но это не то, что меня волнует. Что меня действительно волнует, так это то, что ты думаешь, что все еще можешь контролировать меня, как марионетку после того, что ты заставил меня пережить два года назад.

На этот раз он заговорил.

— Ты слишком драматизируешь, — сказал он, даже не потрудившись затронуть тему его измен, — прошло уже два года. Неужели ты не можешь просто взять и забыть?

— Нет, и знаешь почему? — Спросила я, выпрямляясь на стуле. — Потому что это был первый раз, когда ты показал мне свое настоящее уродливое лицо, и не только ты; вся семья показала мне свое лицо. Когда я больше всего нуждалась в тебе, ты отвернулся от меня. Когда меня ударила эта су!ка, ты не заступился за меня, а просто наблюдал своим расчетливым умом и собирал информацию вместо того, чтобы помочь своей дочери, своей крови. Ты даже принял компенсацию от родителей моего бывшего за то, что он заставил меня пережить, как будто деньги могли стереть унижение, которое я испытала.