Вряд ли тогда он знал (хотя, может быть, и знал) о другом, но реальном герое братского татарам башкирского народа – Салавате Юлаеве, сподвижнике Емельяна Пугачёва, который за свои подвиги заслужил уважение бедняков и ненависть царских властей. Он так же, как и Карим, на себе испытал несправедливость, когда у его отца незаконно была отнята земля. Только было это за 117 лет до рождения нашего героя, в 1773 году… Так же, как впоследствии Карим, Салават Юлаев был, по-современному говоря, интернационалистом и сражался в одном ряду с русскими повстанцами против общего врага…

Карим не был поэтом, как Салават, но вслед за ним он, как человек, склонный к творчеству, мог бы произнести – или спеть – эти строки народного героя-батыра Башкирии:

Наблюдая жизнь вокруг себя, впитывая свои детские впечатления, Карим неумолимо приходил к выводу о неправедности творившегося вокруг, и в нем, как и во многих тогда, росла убежденность в необходимости круто изменить жизнь и своего села, и народа в целом. Он только не знал как… пока. Но уже был убежден, что «добро должно быть с кулаками». Или, как говорит башкирская пословица: где есть народ, там и батыр найдется.

Возможно, он тогда искал, как и Салават, утешения в исламе – религии, в которой много места уделяется принципу справедливости – адаля. В соответствии с исламом, идеалы справедливости провозглашены Аллахом и не являются предметом общественного обсуждения. Ислам запрещает любые проявления несправедливости («зульм»), которая понимается как уклонение от пути, предначертанного Аллахом. Отношения между всеми членами общества должны строиться на справедливости и милосердии. Причем Коран требует от правоверных мусульман соблюдать принципы справедливости даже тогда, когда это противоречит их собственным интересам.

Основы этого учения не могли не нравиться молодому Кариму, жившему в исламской среде. Да и особенного выбора у него не было на первых порах его развития. В селе была всего одна школа – мектебе, в которой Карим учился в 1903–1905 годах. Там он научился читать и писать на тюркском языке, узнал и, благодаря цепкой памяти, выучил наизусть исламские молитвы, знание которых потом пригодилось ему на его высоком дипломатическом посту в Джидде.

В целом основой мировоззрения татар и башкир того периода было, безусловно, религиозное сознание. Российские мусульмане, за исключением ряда народов Кавказа, в своем большинстве исповедовали суннитский ислам ханафитского мазхаба (толка).

В те времена, в конце XIX века, вообще не существовало понятия «национальность». Согласно переписи населения Российской империи от 1897 года, в России проживал 125 640 021 человек, из которых 13 906 972 (то есть 11 %) были «магометанами», то есть мусульманами. В их число включали все исповедующие ислам народы – азербайджанцев, башкир, волжских, крымских и сибирских татар, узбеков и т. п. [11]

Башкирия вошла в состав Российской империи в 1557 году, причем в том числе на условиях сохранения свободы вероисповедания. Еще со времен Екатерины Великой имевшие место до ее властвования попытки прямой христианизации и ассимиляции иноверцев, прежде всего мусульман, были заменены царской властью из-за их полной безуспешности более гибкой политикой, что нашло свое выражение в ее Указе от 1773 года «О терпимости вероисповеданий». А с 1778 года появилась первая разрешенная организация мусульман – Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС). Изначально оно называлось Духовное собрание магометанского закона. При этом ислам не был государственной религией, как православие, и потому к тем, кто его исповедовал, применялись иные нормы.

ОМДС играло роль шариатского суда, руководило деятельностью мусульманской духовной элиты, проводило экзамены на занятие должностей мусульманских духовных лиц при общинах и выдавало выдержавшим их лицензии [12] .

Большую роль в налаживании системы образования для мусульманских народов России сыграл известный русский востоковед-тюрколог Н.И. Ильминский (1822–1892), преподававший в XIX веке в Казанской духовной академии. Нацеленный на распространение православия среди иноверцев (а татарская интеллигенция упрекала его в намерении русификации и ассимиляции татар, что, собственно, ему действительно вменялось в задачу царскими властями), он тем не менее к середине пятидесятых годов позапрошлого века пришел к убеждению, что «лучшим средством для борьбы с иноверческой пропагандой может быть только школьное просвещение инородцев», «которое развило бы в них охоту к самостоятельному, беспристрастному размышлению, обогатило бы их здравыми понятиями о природе и истории и внушило бы им уважение к свидетельствам достоверным» [13] . Его линия была поддержана Святейшим синодом и императором Николаем I, что позволило развить для российских мусульман свою систему религиозного образования, достаточно толерантную, как теперь бы сказали, к светским знаниям.

К моменту рождения Карима Хакимова в ведении ОМДС находилось 4252 прихода, один из которых был в Дюсяново. Школа при нем давала начатки духовных знаний, а в начале XX века повеяли новые ветры, и в ней стали преподавать некоторые светские науки, что чрезвычайно заинтересовало Карима. Это произошло благодаря усилиям реформаторов из числа последователей джадидизма (о них мы еще подробно расскажем), нашедших поддержку у некоторых властных кругов Российской империи. В системе исламского образования стали распространяться так называемые новометодные – усуль аль-джадид, – совмещавшие светские и религиозные дисциплины, школы, коих число позднее, к 1916 году, достигло в России 5 тыс., по свидетельству А.А. Бенингсона [14] .

Жажда знаний в пришедшем в школу Кариме Хакимове была так же сильна, как и чувство справедливости. Можно сказать, что они шли рука об руку: в новых познаниях он искал утоление жажды правды, что тогда, похоже, не совсем понимали его сверстники. Другим важным следствием обучения в дюсяновской мектебе было получение схватывавшим все на лету учеником первых начатков понимания арабского языка, что впоследствии также сыграло важную роль в его карьере и работе в Садовской Аравии.

И вот тяжелое и наполненное испытаниями детство и отрочество подошли к концу. К засушливому и неурожайному 1906 году стало ясно, что будущего у быстро повзрослевшего талантливого парня с бьющей через край энергией в Дюсяново не будет. Ветры перемен и модернизации к тому моменту уже добрались до этого далекого села. Два старших брата один за другим уехали строить Оренбургскую железную дорогу (старший брат уехал первым и пропал).