– Ты ошибаешься, детка, с тобой твоя память, твои знания, твоё доброе сердечко. Ты просто потерялась, доченька. Пожалуйста, будь сильной, не заставляй меня страдать.

– А почему ты заставляешь меня страдать, мама?

– Мне очень жаль, родная. Но я всегда буду с тобой, моя девочка, ведь ты моя гордость, моя радость и моё продолжение. Тебе будет трудно, доченька, но я верю, что ты справишься, я верю в тебя.

Ласковые мамочкины руки обнимают меня, и по моим щекам льются горячие слёзы, растапливая ледяной заслон, отгородивший меня от жизни и заморозивший душу.

– Дианочка, дорогая, что случилось? Может, вызвать врача? – бабка Эльвира, скорее недовольная, чем обеспокоенная, нависает надо мной в свете настольной лампы.

– Сколько времени? – настороженно спрашиваю.

О том, какой сегодня день, и тем более месяц, спросить не решаюсь, иначе врачи не заставят себя долго ждать. А бабка, небось, вся на стрёме – готова уже их вызвать. Когда я мечтала о дворцах и палатах, то жаль не уточнила, что палата в психушке – не то, к чему я настойчиво стремлюсь.

– Сейчас без пяти семь. Ты плакала во сне, и я забеспокоилась. У тебя что-нибудь болит?

– Мне приснилась мама, – отвечаю честно, ведь это же не повод напялить на меня смирительную рубашку.

– Ох, моя дорогая, я так тебя понимаю. А только подумай, каково мне, ведь я потеряла дочь и теперь на мне столько забот и столько горя. Даже не знаю, как я это вынесу, – горестно всхлипнула бабка, скривившись, но слёз не получилось.

Равнодушным взглядом смотрю в упор на старую лицемерку, и бабка отводит глаза. Ну да, у неё действительно большое горе, вот только не от потери дочки, а от приобретения внучки. Ей бы посочувствовать. А мне так хочется выплюнуть в лицо лживой суке, что это они убили мою мамочку – бабка и её старшая доченька, две мерзкие гадюки. Они отвернулись от мамы, прокляли её и вычеркнули из своей сытой жизни.

Когда у мамы случился бурный роман с моим отцом, она после выполненной дипмиссии не вернулась домой из Франции. В то время мой папенька, молодой, амбициозный бизнесмен обрёл немало правильных связей, чтобы суметь уладить ситуацию на своей территории, в Париже. А ещё папочка имел море обаяния, в котором и потопил волю и благоразумие юной переводчицы. Но в СССР подобные финты не прощались. Деда, конечно, не расстреляли, но быстренько спровадили на пенсию и лишили служебной столичной квартиры. Ни дня не работавшая великосветская Эльвира билась в истерике и проклинала свою младшую непутёвую дочь. Добил паршивую ситуацию муж старшей Наденьки. Он отправил жену с годовалым сыном к её родителям и поспешно подал на развод, дабы не замарать себя порочащими связями.

Опозоренное семейство Кузнецовых, чью дочь объявили чуть ли не врагом народа, вернулось в родной город. И не в Глухопердинск какой-нибудь, а в красивый город-миллионник, в котором их ждала вполне себе достойная трёхкомнатная сталинка в историческом центре города. Дед, конечно, не все регалии растерял – уже, к счастью, не то время было. Он получил должность декана в местном университете и с головой ушёл в работу. С бабкой было куда сложнее – опыта ноль, хотя могла бы и переводами заняться, да и шила она неплохо. Но Эльвира предпочла пассивно страдать и выклёвывать мужу мозг.

Трагедия Наденьки, по её собственному мнению, оказалась самой страшной, а утрата невосполнимой. От её проклятий в адрес сестры передёргивало даже обозлённую на младшую дочь Эльвиру.

– Ну что, родители, гордитесь своей дочкой – грязной шлюхой? Поздравляю вас, вы это заслужили! Леночка же у нас такая умница, а Надя дура неприспособленная. Вот, теперь получите – приспособилась Леночка ваша, чтоб она там сдохла. Это вы во всём виноваты, а я за что пострадала? Доцеловался, папочка, эту шалаву в задницу? Хлебай теперь большой ложкой! Ненавижу вас всех.

Всё это впоследствии тётя Надя высказывала моей маме в глаза не единожды, каждый раз дополняя свои обвинения новыми оскорблениями и пожеланиями.

А дед, казалось, окаменел. Всегда суровый и не дающий спуску своим женщинам, он замкнулся в себе и никак не реагировал на их истерики. Его сердце стонало о младшенькой – как там его нежная девочка? Что же она, глупенькая, так жизнь свою исковеркала, и как теперь обезопасить свою малышку. И бог с ней – с карьерой этой, лишь бы здорова была и в безопасности.

Леночку депортировали из Франции спустя полгода. Маленькая, тихая, с круглым выпирающим животиком, она появилась на пороге родной квартиры в сопровождении своего отца. Две недели бесконечного унижения в Москве и давления на все возможные рычаги принесли свои плоды. Блудная дочь признана морально разложившейся, безответственной и бесперспективной, следовательно, исключена из престижного вуза и – о, ужас! – из комсомола. И как только последняя новость их всех не убила?!

В результате дед вернулся с любимицей в родные пенаты измученный, постаревший, но очень счастливый. Жене и старшей дочери приказал рты на больную тему не разевать, под угрозой лишения материального благополучия. И Леночку гнобили тихо и беспощадно. Её сердечко впервые дало сбой, когда до родов оставалось две недели. Дед тогда сильно сдал, проводя всё свободное время в больнице, у постели дочери. Тогда бледная, чуть живая Леночка поклялась отцу, что будет очень сильной, не сломается, и что внук или внучка обязательно заставит деда собой гордиться.