– Когда-то давно, в мае тридцать восьмого, ты меня защищала. А сейчас будешь судить. Как все меняется.

– Званцев, у нас нет времени на сантименты. Давай поговорим о главном.

Он почти как по команде встал, выпрямился во весь свой немалый рост и заявил:

– О главном? Хорошо. Если так, то слушай и запоминай. Я вырвался из плена не только для того, чтобы спасти свою шкуру. У меня имеются сведения о новейшей разработке немцев, реактивном самолете «Саламандра». У нас такого нет. Понимаешь, Ритка, нет! Это значит, что «Саламандра» не должна летать! Я пытался объяснить это капитану Смерша, а тот врезал мне в челюсть.

– А ты ему в ответ.

– Да, в ответ, но не об этом речь.

– Именно об этом, Званцев. Ты ударил представителя власти.

– Ритка, я погорячился. А что было делать? Он предлагал мне взять на себя предательство.

Игорь вкратце рассказал ей о концлагере, о подпольной организации и неудавшемся, как он слышал от Купцова, побеге. Рита слушала его молча. Главное она берегла напоследок.

– Скажи, Званцев, честно, ты встречался в Чехии с отцом? – вдруг спросила она.

Игорь почувствовал, как его больно кольнуло. При их расставании более шести лет назад разговор шел о его отце. И вот сейчас, при встрече то же самое.

– Оставь моего отца в покое, – зло процедил он. – Ты в своем уме? В Чехии я был в концлагере. Как выжил, не знаю. В бараке девятьсот человек, нары в три этажа. Каждый из нас был в полной власти капо, эсэсовцев, коменданта. Любого могли избить, изувечить, убить. Двести граммов хлеба, кружка баланды и три картофелины – вот и вся еда на день. Работа изнурительная. Ежедневно повозка, запряженная людьми, увозила трупы туда, где дымила труба. Может, хватит? Повторяю, я был в концлагере!

– Только ли в концлагере?

Игорь в упор смотрел на Риту.

«Эту женщину я когда-то любил. Она даже была моей женой», – говорил его презрительный взгляд.

– Значит, и ты веришь, что я предал?

– Званцев, ты несносен! У меня нет времени вести следствие. У тебя есть единственный шанс не оказаться у нас в трибунале. Это принять условия Купцова и написать покаянную.

– Что? Ты тоже предлагаешь мне стать предателем?

– Званцев!

– Я рисковал жизнью, добыл секретные сведения, а ты!.. Пошла вон!

Игорь распалился не на шутку. Еще немного, и он обложил бы свою бывшую жену трехэтажным матом или запустил бы в нее чем-нибудь.

Рита Мещерская захлопнула дверь сарая, устало прислонилась к ней спиной.

Часовой, стоявший рядом, скорее всего, слышал проклятия арестанта, адресованные ей. Поэтому он с удивлением наблюдал за душевными переживаниями представителя военной юстиции.

Придя в себя, Рита неторопливо зашагала по тропинке в сторону единственной дороги, проходящей через село. Самое главное Званцеву она так и не сказала. Он и сейчас не знал о том, что она воспитывает их дочь.

– Кто посмел заправить русский самолет? – Оберштурмбаннфюрер Вальц прохаживался вдоль строя своих подчиненных и орал, не умолкая. Эсэсовцы, все в черных мундирах – командиры рот, взводов, рядовые из охраны концлагеря и завода – вытянулись в струнку, застыли на месте.

Не получив ответа на этот вопрос, Вальц перешел к другому:

– Чей взвод дежурил этой ночью на взлетной полосе? – Он с недоверием окинул взглядом людей, стоявших навытяжку.

Из строя вышел немолодой эсэсовец, командир роты, с заметным шрамом над переносицей и с черной повязкой на глазу. Видно было, что ему пришлось повоевать.

– Господин оберштурмбаннфюрер, взлетную полосу охранял третий взвод шарфюрера Бонхофа.

– Бонхоф! – взревел Вальц.

Ответом ему было молчание.

– Где Бонхоф? Не вижу его.

– Бонхофа вчера днем госпитализировали. У него язва желудка, – пояснил одноглазый офицер.

– Ну и кто за него?

Из строя вышел молодой парень. На вид ему было лет восемнадцать, никак не больше.

– Шарфюрер Эрих Бухгольц, – представился он.

Вальц всмотрелся в лицо парня. Пополнение пришло совсем недавно, и он не успел еще всех запомнить.

– Ты что, не слышал рев мотора?

– Слышал.

– Почему не предотвратил вылет?

Парень поправил очки с толстыми стеклами, сползшие на нос, и ответил:

– Я плохо вижу в темноте. Я думал, что это наш самолет.

Вальц театрально развел руками.

– Посмотрите на него. Он думал! Ты что, вчера родился? Не знаешь, что за нас думает фюрер? Твое собачье дело – исполнять приказы, не только его собственные, но и тех людей, которых он поставил над тобой. Инструкции читал?